Взглянув на реку, Горький сказал, что чувствует себя будто дома, в Нижнем Новгороде, на берегу Волги. На что один из сопровождавших его нью-йоркцев заметил, что «Новгород» и «Нью-Йорк» — почти одно и то же. Никакой конкретной программы пребывания у Горького не было, она составлялась на живую нитку. Принимавшим его литераторам удалось пригласить на обед в честь гостя Марка Твена. На него возлагалась главная надежда — ожидалось, что он если не возглавит, то войдет в комитет по сбору средств в помощь русской революции. Обед состоялся на следующий вечер после прибытия. Горький был польщен присутствием Марка Твена. Он наговорил ему комплиментов, но не забыл и о главной своей цели. «Я приехал в Америку как чужестранец, — сказал он, — и нашел среди американцев людей, глубоко сочувствующих страданиям моего народа, который борется за свою свободу — свободу, какой наслаждаетесь вы. Пришло время революции. Все, что нам нужно, — это деньги, деньги, деньги».

Марк Твен не остался в долгу и в своей речи выразил полное сочувствие русской революции. «Если мы способны построить российскую республику, — сказал он, — чтобы дать угнетенным людям во владениях царя столько же свободы, сколько имеем мы сами, давайте же займемся этим».

Обед закончился под утро. Литераторы расходились, держа в руках свежеотпечатанные номера газет с репортажем о торжестве. Правда, ни Горького, ни Марка Твена среди них уже не было. Марк Твен сказал, что должен быть в другом месте и откланялся — впоследствии выяснилось, что он торопился на международные соревнования по бильярду в «Мэдисон сквер гарден». А Горький отправился на другой обед, где, помимо него, чествовали недавно прибывшего в Америку Герберта Уэллса[251].

На следующий день Горький и Андреева поехали осматривать город. За ними хвостом увивались журналисты. Буревестник восхищался увиденным. Особенно его поразил тогда только что построенный небоскреб на Таймс-сквер. «Замечательно! Замечательно! — согласно сообщению „Нью-Йорк таймс“, воскликнул Горький. — Не уеду, пока не узнаю, как воздвигли такую штуку». Вечером знатные визитеры посетили цирковое представление

<…>

Все складывалось как будто отлично. На третий после приезда день Горький сам давал прием в своем просторном гостиничном номере. На него явились знаменитости, люди, состоявшие в Обществе друзей русской свободы[АБАРИНОВ], [SHERR. Рр. 160–190].

Но несчастье не дремало, а, как писал в «Конармии» протеже Горького Исаак Бабель, ходило рядом «на мягких лапах». 14 апреля 1906 года на первой полосе газеты «World» появились две фотографии. Под одной было подписано «Семья Горького», под другой было изображение Андреевой с такой подписью: «Так называемая мадам Горький, которая на самом деле вовсе не мадам Горький, а русская актриса Андреева, с которой он живет с момента разделения с женой несколько лет назад». Сенсация была мгновенно подхвачена и растиражирована другими органами печати.