«Девица „дома терпимости“, чутьем угадав в свое „госте“ затравленного сыщиками, насильно загнанного к ней революционера, отнеслась к нему с нежной заботливостью матери и тактом женщины, которой вполне доступно чувство уважения к герою. А герой, человек душевно неуклюжий, книжный, ответил на движение сердца женщины проповедью морали, напомнив ей о том, что она хотела забыть в этот час. Оскорбленная этим, она ударила его по щеке, — пощечина вполне заслуженная, на мой взгляд. Тогда, поняв всю грубость своей ошибки, он извинился пред нею и поцеловал руку ее, — мне кажется, последнего он мог бы и не делать».

Л. Андреев, на которого эта история произвела неотразимое впечатление, написал на ее основе повесть «Тьма», напечатанную в № 3 альманаха «Шиповник» за 1907 г. (на обложке — 1908). Эта повесть, о которой <…> спорили даже на каторге, в далеком Горнем Зерентуе <…>, в местах, менее удаленных от цивилизации, вызвала настоящий литературно-общественный скандал.

Пьеса «Тьма» была воспринята Горьким крайне негативно. В письме к К. П. Пятницкому от 26 октября (8 ноября) 1907 он окрестил ее «отвратительной и грязной вещью». Подобного рода оценка дана им в письме к И. П. Ладыжникову, датированному этим же днем:

«Тьма» же — отвратительна, хотя Василий Федоров — ее герой — заслуживает такого изображения.

«Тьма» же — отвратительна, хотя Василий Федоров — ее герой — заслуживает такого изображения.

О том же идет речь в письме к Н. С. Каржанскому, автору очерков «Париж (Из записной книжки неизвестного)», которые Горький взял для публикации в 34-й книжке «Знания» за 1911 год. Прочтя рукопись, он писал автору 20 сентября (3 октября) 1910 г.:

Ваша книга — честная книга, и я бы назвал ее «Гибель героев» — это громко, но очень близко действительности. У Вас я не чувствую того противного нигилизма, которым пропитан «Конь бледный» Савенкова , «Тьма» Андреева <…>.

Ваша книга — честная книга, и я бы назвал ее «Гибель героев» — это громко, но очень близко действительности. У Вас я не чувствую того противного нигилизма, которым пропитан «Конь бледный» Савенкова <sic>, «Тьма» Андреева <…>.

В очерке «Леонид Андреев» (полный вариант: 1922 год) Горький также вспомнил об этом произведении своего покойного друга:

…Леонид неузнаваемо исказил и смысл, и форму события. В действительном публичном доме не было ни мучительного и грязного издевательства над человеком и ни одной из тех жутких деталей, которыми Андреев обильно уснастил свой рассказ. Конечно, я не мог не указать Андрееву на смысл его поступка, который для меня был равносилен убийству из каприза — злого каприза. Он напомнил мне о свободе художника, но это не изменило моего отношения, — я и до сего дня еще не убежден в том, что столь редкие проявления идеально человеческих чувств могут произвольно искажаться художником в угоду догмы, излюбленной им. Мы долго беседовали на эту тему, и хотя беседа носила вполне миролюбивый, дружеский характер, но все же с этого момента между мною и Андреевым что-то порвалось [ГОРЬКИЙ (III). Т. 16. С. 351–352].