В лице «голубчика», даже на глаза влюбленные, нет-нет — да и мелькнет что-то звериное, лешее. Так, по поводу «Маленького письма» о Вл. Соловьеве: «Неожиданно пахнуло на меня жестокостью… Это такая гордыня, что мне даже жутко стало…»
Но мелькнет, пропадет — и влюбленный еще влюбленнее. «Мне страстно хочется поговорить с вами. Душа у меня кипит. Никого не хочу, кроме вас».
О чем же он с ним говорит? О любви к России. «Как дурно мы понимаем патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга-муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет…» Говорить с Сувориным о любви к России — говорить о веревке в доме повешенного. Кто же этот «пьяный забулдыга-муж», как не он сам?
«Ах, как я люблю этот юмор! — пишет Суворин В. Розанову. — Все к черту, все трын-трава!.. Из кабака прямо в церковь, а из церкви прямо в кабак».
«Приедешь в Россию, — говаривал он тому же В. Розанову, — грязь, сор, вонь, неудобства. Поживешь недели две — махнешь рукой: ничего, — привыкнешь и не чувствуешь».
«Русь, как стоит, — пусть стоит!» Хотя бы свинья свиньей. Любовь к России — любовь к «Свинье-матушке».
И Чехов — туда же.
Какое-то наваждение, злая чара, колдовство проклятое, напоминающее сказку о «Лесном царе» [МЕРЕЖ (II)].
Из публицистов правого лагеря на защиту А. С. Суворина встал Василий Розанов, свято лелеющий память о своем благодетеле и по этой причине никогда не упускавший случая задеть его «злосердечного» друга — А. П. Чехова. 25 января в «Новом времени» было опубликовано его письмом в редакцию «А. С. Суворин и Д. С. Мережковский» [РОЗАНОВ (I)], где он писал:
В № 17 московской газеты «Русское Слово», в фельетоне «Суворин и Чехов», Д. С. Мережковский пишет следующее о 78-летнем и год всего умершем А. С. Суворине по поводу переписки А. С. Суворина с Чеховым.
<….>
По поводу этого я перед лицом всей России спрошу Мережковского, почему он упрашивал меня несколько раз доставить ему возможность увидеться с Сувориным, т. е. чтобы я Суворину «что-то поговорил» и расположил его в пользу Мережковского, вследствие чего Суворин согласился бы принять его. Я, зная из разговоров с Сувориным безнадежный взгляд его на умственные способности и литературный дар Мережковского, не решался заговорить с Сувориным на эту тему.
Но я не могу не передать ввиду непристойной выходки г. Мережковского слышанных мною в минувшем году слов П. П. Перцова[246]: «Когда появились (года три назад, т. е. Около 1910 года) первые мои статьи в „Новом Времени“, то Дмитрий Сергеевич (Мер.) сказал мне: „Вот и хорошо, Петр Петрович, что вы прошли в ʽНовое Время’, за вами