В госпитале Рейнхардт услышал джаз и оказался им полностью очарован. В 1931 году один из друзей дал ему послушать коллекцию пластинок, среди которых были записи Эллингтона, Джо Венути и Армстронга. В том же году Рейнхардт познакомился со скрипачом Стефане Граппелли, с которым они вскоре составили самый известный джазовый дуэт по эту сторону Атлантики. К этому времени во Франции домашний джаз представлял собой такое же «доморощенное» явление, что и британский, и притом по той же причине: в 1922 году французские музыканты, решившие, что приезжие черные джазмены отбирают у них хлеб, добились того, чтобы Национальная ассамблея приняла закон, согласно которому число иностранных музыкантов в клубах не может составлять более 10 процентов от числа французских[1725]. Зато во Франции были клубы – там никогда нет недостатка в клубах. При одном из них, Hot Club of France, Рейнхардт и Граппелли и основали свой ансамбль, подобающим образом назвав его Quintet of the Hot Club of France. Ансамбль просуществовал пять лет и распался в 1939 году, поскольку дисциплинированный Граппелли не смог добиться от совершенно безответственного Джанго ответа, куда им с группой подаваться на время войны[1726]. В итоге Граппелли перебрался в Англию, Рейнхардт же остался в оккупированном Париже. Его слава спасла его от преследований, которым подвергался его народ. Более того, он даже умудрился собрать биг-бэнд, который был так популярен, что немцы потребовали, чтобы он выступил в Берлине; Рейнхардт под надуманным предлогом отказался[1727]. Поскольку немцами цыгане истреблялись систематически, а Рейнхардт в это время играл в клубах, выглядит все это не слишком благовидно; более того, часть музыкантов его оркестра присоединилась к Сопротивлению, а он, что называется, и ухом не вел. Его трудно тут оправдывать, но такой уж это был человек: легкомысленный, безответственный и падкий до славы. Легендарный блюзовый гитарист Би Би Кинг вспоминал о нем:

Джанго открыл целый новый мир. Он и Граппелли свинговали как демоны… У него была легкая, быстрая игра, такая же скоростная, как у самого скоростного трубача, такая же гладкая, как у самого гладкого кларнетиста, и он менял гармонии со скоростью спринтера и воображением поэта. Он был юркий, как кот… Я любил Джанго за ту радость, которую приносила его музыка, за его беспечность, за его способность выражать то, что он чувствует[1728].

Джанго открыл целый новый мир. Он и Граппелли свинговали как демоны… У него была легкая, быстрая игра, такая же скоростная, как у самого скоростного трубача, такая же гладкая, как у самого гладкого кларнетиста, и он менял гармонии со скоростью спринтера и воображением поэта. Он был юркий, как кот… Я любил Джанго за ту радость, которую приносила его музыка, за его беспечность, за его способность выражать то, что он чувствует[1728].