Критики накинулись на наживку как озверелые: серия была названа «лицемерной» и «циничной». Больше всех ярилась «Нью-Йорк Таймс»: «Нельзя сказать, что выставка Энди Уорхола в Еврейском музее прибавляет что-то существенное к перечню огорчений и страданий, перенесенных еврейским народом за его долгую историю. Разумеется, выставка вульгарна. Она пропитана коммерциализмом, а ее значение для искусства – нулевое. То, как выставка Уорхола эксплуатирует образы своих героев, – не озаботившись хоть чуть-чуть понять и показать реальную значимость этих людей – было бы оскорбительно для евреев, если бы автор уже не обработал тем же безвкусным манером множество персонажей других национальностей».

Автор этих строк критик Хилтон Крамер сказал именно то, что хотел услышать от него Уорхол – недаром на многих выставках этой серии среди документальных материалов присутствует и его статья. «Десять евреев» – не о евреях, не о народе и его истории, страданиях и победах. «Десять евреев» о нас, о том, как мы смотрим на то, что так названо: мы пополняем наш список из разряда «а NN ведь тоже был еврей…», мы вдруг узнаем, что некто, кого мы любили совсем за другое, жил в иудейской вере и гордился этим, мы видим общность там, где ее исторически нет. В 1979‐м, когда задумывалась эта серия, еврейство воспринималось западным миром как едва ли не самый важный социальный эксперимент второй половины ХX века. Создание и выживание еврейского государства разрывало шаблон: красавцы – герои Шестидневной войны и войны Судного дня ничуть не походили на те скорбные фигуры со скрипками, книгами, свитками торы и нашитыми на одежду желтыми звездами Давида, что смотрели на тех, кому «повезло» не быть евреями, из‐за решеток гетто. Они были воплощением жизни, а не смерти, ветхозаветных страстей, а не философии страдания Завета Нового. Уорхоловская «десятка», за исключением Голды Меир и Мартина Бубера, как бы никакого отношения к Израилю не имела, но культурная мифология массового сознания питается именно такими исключениями. А уж в игре на этом инструменте равных Энди Уорхолу не было.

9 октября 2015

Смешить, не забалтывать

Выставка Эллиотта Эрвитта, ЦДХ, Москва

Эллиотт Эрвитт – самый смешливый фотограф в мире. Он позволяет себе шутить обо всем на свете, но делает это так, что в слова и не обернешь. «Объяснять изображение – все равно что объяснять шутку. Как только ты ее объяснил, она тут же умирает», – говорил он и всегда следовал этому правилу. Он находил абсурд в любом месте, где оказывался. В отражении в затемненном стекле очков солдата, в прыжке человека с раскрытым зонтиком, в тонюсеньких ногах хозяйки и собаки; в девушках, идущих как стайка гусынь, и гусынях, шествующих важно, как девушки; во встречном «взгляде» женщины и манекена; в том, как перед «Махой обнаженной» Гойи стоят, отталкивая друг друга, мужчины, а рядом, перед «Махой одетой», вытянулась по струнке одна одинокая женщина. Смешное у него в сочетании фактур, в столкновении живого и неживого, пафосного и приземленного, рекламы и религиозных символов, маленького и большого, малого и великого. Смех зрителя он считает своим главным достижением, а ради созерцания момента, когда бегущий по музею посетитель вдруг резко притормаживает и поворачивает назад, привлеченный неким диссонансом, «обманом ожидания» в фотографиях Эрвитта, их автор готов раз за разом возвращаться в музейные залы.