Ман Рэй – художник от головы. Все его шедевры – это прежде всего «изобретения». И пусть яйцеголовые искусствоведы выводят все манрэевские утюги, вешалки, манекены, швейные машинки из детства Эммануэля Радницкого, сына осевшего в Бруклине каунасского портного, которым был некогда Ман Рэй. Но каждая кнопка, впаянная в ощетинившийся утюг, каждая «встреча швейной машинки и зонтика на операционном столе» (цитата из Исидора Дюкасса, графа де Лотреамона, с блеском обыгранная в одном из первых в мире реди-мейдов Ман Рэя), каждая «Птичья клетка», увиденная в скелете дамского корсета, есть опыт блистательного ума, способного превратить художественное произведение в математическую формулу.

Выставка в ГМИИ берется вроде бы за самого «простого» из возможных Манов Рэев: за Ман Рэя – портретиста. Более ста снимков, снятых за шестьдесят лет, с 1916 по 1976 год. Портретный иконостас знаменитостей первого сорта: Жан Кокто, Макс Эрнст, Сальвадор Дали, Поль Элюар, Пабло Пикассо, Пегги Гуггенхайм, Ли Миллер, Коко Шанель, Катрин Денев, Тристан Тцара, Марсель Дюшан, Дора Маар и десятки других. Почтенное происхождение – из собрания лондонской Национальной портретной галереи. Но какая может быть простота в случае с Ман Рэем?

Вроде бы все эти портреты можно разделить на «экспериментальные» (читай – высокохудожественные) и «коммерческие», сделанные на заказ снимки. Вроде бы и сам Ман Рэй видел тут границу. Однако общего в них куда больше, чем различий. В первую очередь, конечно, это техническое совершенство и техническое новаторство, которые в случае с Ман Рэем были частью его художественного языка. Недаром то, что он делал с фотобумагой, химикатами, да и с самим фотоаппаратом, все эти рэйограммы, соляризации, двойные экспозиции, рисование по фотопластине, пачканье объектива, движение фотоаппарата во время съемки и куча подобных опытов, заставляло содрогаться любого нормального профессионала. Но куда важнее оказывается здесь позиция художника: мало кто в истории фотографии может сравниться с Ман Рэем в абсолютной холодности. Все его модели, будь то страстная любовница Кики, звезда Монпарнаса, уподобленная «скрипке Энгра», или четкая как иероглиф Коко Шанель, или снежная королева французского кино Катрин Денев, да и он сам на многочисленных автопортретах, все они уподоблены слагаемым той самой сложносочиненной формулы, каковой являются все работы Ман Рэя. И тут справедливее будет сказать, что нет у Ман Рэя никаких портретов, есть галерея натюрмортов – идеальных логических загадок, разгадать обман которых мечтает каждый начинающий фотограф. Сам Ман Рэй к такой своей славе руку, конечно, приложил. На его могиле на кладбище Монпарнаса значится: «Беспристрастный, но неравнодушный». Таким хотели видеть Ман Рэя все его женщины. Сам он культивировал лишь первую часть своей эпитафии.