Но то, что в предъюбилейных планах казалось торжеством нового взгляда на музей, обернулось большой головной болью. Решение принять бродячую выставку современного искусства на своей территории зимой казалось смелым и провокативным, весной обросло скандалами как со стороны зачинщиков антигейских и иных законов новой отечественной реальности, так и в связи с многочисленными протестами представителей радикального искусства вплоть до призывов бойкотировать петербургскую «Манифесту». В какой-то момент обстановка накалилась до того, что казалось, чтобы сохранить свою репутацию, западным кураторам биеннале нужно лавочку эту свернуть – работать нынче в России опасно уже не только для здоровья, но и для карьеры, можно и нерукопожатным стать. Однако выставку открыли вовремя и даже потеряли не так уж много участников, но то, что получилось, в рядах критиков вызвало шок – сложно было придумать «Манифесту» настолько ни о чем. Точнее – настолько не о том, что болит. Выставка, на которой вроде бы и о геях сказали, и о Майдане, и о телепропаганде, и о том, что художнику негоже ходить строем, получилась старчески беззубой. Как будто знаменитый прежде куратор Каспер Кёниг, так лихо пляшущий в оранжевых штанах на многочисленных тусовках «Манифесты», весь свой интеллектуальный пыл отдал на борьбу с самим собой. Его левые европейские метания «быть или не быть», конечно, было куда мучительнее всего, что мы увидели позже в юбилейных проектах местных эрмитажных кураторов, но скатились в общем-то к тому же: быть, но как-то так – осторожно, не высовываясь, не портя отношений. На его «Манифесту» можно было водить самых крепких умом и ориентацией государственных хозяйственников. Ну и водили – и министр культуры был, и вице-губернатор, и многие другие. Слушали, кивали, ничего не запретили, делали вид, что верят утверждению Пиотровского, что Эрмитаж имеет право сам решать, что искусство, а что – нет.

«Манифеста» сделала свое дело в главном – на нее пошел зритель. Именно на нее, в Главный штаб, где до «Манифесты» можно было бродить часами и никого кроме злобных охранников не встретить. «Манифеста» объясняла, рассказывала, показывала, завлекала, играла. Кого-то навсегда от современного искусства отпугнула, кого-то, наоборот, с пути истинного сбила. Она не стала большим праздником в городе, но точно была замечена. Итог в цифрах не особо впечатляет (Главный штаб за четыре месяца посетили почти 80 тысяч человек, а билеты в Зимний дворец за это же время купили 1,2 миллиона), но никогда еще в Петербурге так много не говорили о современном искусстве.