Однако разобранная группа текстов отражала представления, решительно возобладавшие в русском обществе, о чем говорит воспроизведение тех же оценок и доводов в грамотах сначала Первого, а затем Второго ополчения[1404].
Характерным примером может служить грамота Первого ополчения от 11 апреля 1611 г. Ее авторы называли польских и литовских людей «вечными врагами и богоборцами», которые «Московское государство выжгли и высекли», надругались над мощами святых, разбив их гробницы, «и в церквах для поруганья лошади поставили»[1405].
Дальнейшее осмысление и переосмысление стереотипов, сложившихся в годы Смуты, имело место в целом ряде произведений, созданных уже в 20-е — начале 30-х гг. XVII в. после заключения мирного соглашения между Россией и Речью Посполитой, когда появилась возможность посмотреть на происходившее с определенной исторической дистанции. Сложившиеся в итоге предоставления о поляках и их роли в событиях оказались далеко не одинаковыми в разных кругах русского общества.
В. В. Мочалова справедливо отметила, что произведением, в котором наиболее ярко и последовательно русско-польские конфликты времен Смуты рисуются прежде всего как религиозное противостояние, является «Сказание» Авраамия Палицына[1406]. Текст этого одного из самых популярных в русском обществе памятников о Смуте дошел до нас в нескольких редакциях, произведение, возможно, подвергалось правке после смерти автора. Особенно значительны различия между сохранившимся в отдельном виде первоначальным вариантом начальной части произведения и начальной частью «Сказания». Представляется убедительной аргументация тех исследователей, которые относят этот первоначальный вариант, как и «Сказание», ко времени после окончания Смуты и связывают его также с именем Палицына[1407]. Впрочем, для данной темы эти споры не имеют особого значения, так как образ поляка отличается аналогичными чертами во всех текстах, связанных с историей формирования «Сказания».
Неудивительно, что черты религиозного противостояния наиболее выразительно запечатлелись именно в этом произведении. Этому способствовал и сюжет памятника, главная часть которого посвящена обороне Троице-Сергиева монастыря от польско-литовских войск, и принадлежность автора, келаря Троице-Сергиева монастыря, к верхушке русского духовенства, но также, как представляется, и знакомство Палицына с произведениями западно-русских противников Брестской унии, считавших папу предтечей Антихриста.
Из всех русских авторов этого времени только у Палицына папа выступает «как змий всепагубный, возгнездившийся в костеле италийском», и орудие Антихриста. Он уже со времен Владимира пытается навязать России свое ложное учение, и события Смуты выступают как очередной эпизод в ряду таких попыток[1408]. Поляки для него — орудие этой могущественной духовной силы, которая стремится подчинить себе Россию. Неудивительно, что у Палицына они характеризуются эпитетами того же ряда, что и папа: «антихристовы проповедники»[1409], «богоборцы»[1410], «прегордые змии»[1411], «демоны»[1412]. Такие эпитеты он использует и по отношению к военачальникам, заслужившим его особое нерасположение, как, например, знаменитый Александр Лисовский, который, «яко змий, возсвистав со своими аспиды»[1413].