2. Меч и перо

2. Меч и перо

Во всем необозримом оком человеческим овале Средиземноморья великие военные деяния, творимые мечом германских, романских и сарматских народов, неотступно сопровождались разноголосицей хронистов, неустанным обменом мыслями и сведениями между греческими и римскими клириками новой религии, многие из которых, вопреки своему христианскому вероисповеданию, мировоззрению и мироощущению, продолжали своим бойким пером традиции прежней, великой языческой литературы. Художественная убедительность и сила этих «цветов запоздалых», возросших на ниве античной изящной словесности, были, в общем-то, не слишком велики, по сравнению с их знаменитыми предшественниками. Мало того! Большинством выдающихся произведений этого поколения «мужей пера» мы, судя по всему, обязаны тому обстоятельству, что их создатели много лет просидели в темнице (или, по-латыни — «карцере») и потому были просто вынуждены сложившимися для них столь неудачно жизненными обстоятельствами к умственной сосредоточенности и, как это ни странно, к творчеству, которому способствует отсутствие иных занятий. На такое вынужденное творчество, скажем, великий италийский римлянин Боэций был обречен Теодорихом Остготским (уже переставшим оправдывать на тот момент свое прозвание Великий), а высокоодаренный африканский римлянин Блоссий Эмилий Драконтий — вандальским царем Гунтамундом.

Историка, однако же, интересует не то, насколько обогатился в VVI вв. Христианской эры вечный запас великой литературы. Его интересует фактическое содержание этих литературных сочинений — поэм, писем, полемических сочинений, хроник и иеремиад. Именно по этой причине многие из живших в указанное время сумерек античной культуры «младших богов» были вызваны из прошлого, извлечены из забытья и возведены в ранг авторов, имеющих поистине непреходящее значение, чего с ними, с учетом глубины высказываемых ими мыслей и форм, в которые эти мысли ими облекались, конечно, не произошло бы, живи они двумя-тремя столетиями ранее, в пору расцвета «золотой» или «серебряной» латыни. Таким «запоздалым цветком» был, например, римский военачальник Аммиан Марцеллин — высокообразованный сирийский грек, не только давший в своих «Деяниях» чрезвычайно живое описание важнейших битв своего времени, но и не упустивший из внимания, скажем, появление в римской Африке верблюда (впоследствии сыгравшее поистине роковую роль в судьбе вандальского царства). Или испанский епископ Исидор Гиспальский (Севильский), в объемистом труде которого содержится немало сведений о вандалах и арианстве. Или ревностный защитник православия диакон Фульгенций Ферранд, чьи сочинения, невзирая на содержащиеся в них ошибки, все равно полезны для нас, нынешних. И, наконец, Виктор Витенский, хронист вандальского столетия, сохраняющий значение для всех последующих поколений, включая наше, несмотря на свою явную религиозно-политическую ангажированность и склонность скорее к плакатной, чем к реалистической живописи, во многих случаях все-таки отражая действительность, приводя, вперемешку с вымыслами, подлинные факты.