Посол наш в Константинополе, говорится в письмах Николая Карловича Гирса (сентябрь 1894 г.), министра иностранных дел Российской империи, Николаю Ивановичу Шебеко (1834–1904), временно управляющему Министерством внутренних дел, доложил, что султан во время встречи и беседы с ним изъявил намерение «пригласить на турецкую службу … барона Нольде». Совершив в 1892 г. совместно со своим родственником, графом Крейцом, путешествие по области Неджд в Аравии, он «сумел завязать» доверительные отношения с шейхами местных племен и «главенствующим там семейно-родовым кланом Рашидитов». И потому, «по мнению султана, барон мог бы быть полезным для турецкого правительства».
«Его Величество Султан, — писал Н. К. Гирс, — желал бы знать, не встретит ли Императорское правительство каких-либо препятствий к тому, чтобы названное лицо поступило на службу Турции» (2).
Одновременно с уведомлением турецкой стороной Александра Ивановича Нелидова, российского посла в Константинополе, о намерении «пригласить на турецкую службу» барона Нольде, посол Порты в Санкт-Петербурге, Хусни-паша, получил указание Арифбея, министра иностранных дел Турции, собрать полную, насколько можно, информацию «о личности барона Нольде». По располагаемым нами сведениям, говорится в письме Николая Карловича Гирса послу Александру Ивановичу Нелидову (07.10. 1894), в ответ на этот запрос «Хусни-паша телеграфировал, что, по наведенным им справкам, … барон Нольде, оставивший службу, … к Российскому Императорскому Двору отношения не имеет» (3).
По собранным нами сведениям, извещал Н. К. Гирса генерал-лейтенант Н. И. Шебеко (29.09.1894), «барон Эдуард Федорович Нольде служил какое-то время по акцизному ведомству, откуда был уволен за неблаговидные поступки. Кроме того, в 1892 г., по распоряжению градоначальника Санкт-Петербурга, лицу этому воспрещено было жительствовать в столице в течение одного года». Причиной тому — его «вредное … влияние на принадлежащего к весьма почтенной семье одного молодого гвардейского офицера, которого он восстановил против семьи», побуждая своим примером жить не по средствам (4).
Можно предположить, что именно это постановление градоначальника Санкт-Петербурга и послужило тем толчком, который подвиг барона к путешествию. Как сложилась в дальнейшем судьба барона Нольде, в документах АВПРИ сведений нет. Известно, однако, что в 1894 г. он посещал Константинополь. Перед отъездом туда говаривал в беседах с друзьями, что готов был бы послужить Отечеству в Порте. В 1895 г. вновь побывал в Хаиле, чтобы встретиться с эмиром Мухаммадом ибн Рашидом, «создавшим в неспокойной Северной Аравии, — как повествует в своем исследовании „Проникновение в Аравию“ Дэвид Хогарт, соратник легендарного Лоуренса Аравийского, — оазис мира и безопасности». Дэвид Хогарт называл барона Нольде «фантастическим солдатом удачи». И был прав. Этот человек в одиночку пересек Нефуд и постучал в ворота форта Хайан, что в самом «сердце» великой аравийской пустыни, буквально поверг нув в шок его обитателей. Дело в том, что наместник эмира Хаиля следил оттуда за поведением племен-данников, гонявших весной в тамошние оазисы свои стада на выпас. Иноземцев, да еще европейцев, там сроду никто не видел (5).