В это время пришло известие о том, что курфюрст Трирский, испуганный настойчивостью Франции, отдал новые приказы о роспуске эмигрантских сборищ, о продаже складов, устроенных в его владениях, о воспрещении военных упражнений и вербовке и что эти приказы действительно приведены в исполнение. При существующем настроении известие это было принято холодно. Собрание видело во всем происходившем одну пустую демонстрацию и продолжало требовать окончательного ответа от Леопольда.

В правительстве налицо был раздор, особенно между Бертраном де Мольвилем и Нарбонном. Бертран завидовал популярности военного министра и не одобрял его уступчивости собранию. Нарбонн жаловался на образ действий Бертрана, на его противоконституционные склонности и хотел, чтобы король удалил его из правительства. Кайе де Жервиль поддерживал между ними равновесие, но без особого успеха. Уверяли, будто конституционная партия хотела возвести Нарбонна в звание первого министра; короля, по-видимому, тоже ввели в заблуждение, напугали популярностью и честолюбием Нарбонна и показали ему в нем самонадеянного юношу, стремившегося управлять всем кабинетом.

Газеты узнали об этих несогласиях. Бриссо и вся Жиронда горячо защищали министра, которому грозила опасность, и с живостью нападали на его товарищей и на самого короля. Было опубликовано письмо к Нарбонну трех генералов Северной армии, в котором они выражали свои опасения по поводу ожидаемой скорой его отставки. Король тогда немедленно сменил Нарбонна, но, чтобы уменьшить неудовольствие, сменил в то же время и Бертрана. Однако впечатление, произведенное отставкой Нарбонна, нисколько от этого не смягчилось; разразилось необыкновенное волнение, и собрание объявило, в тех же выражениях, которые были использованы по поводу отставки Неккера, что Нарбонн уносит с собой доверие нации, утраченное всем остальным правительством. Из этого приговора, однако, исключался Кайе де Жервиль, который всегда ратовал против Бертрана и еще недавно вступал с ним все время в споры.

Бриссо вызвался доказать, что Делессар обманул доверие нации. Этот министр сообщил дипломатическому комитету свою переписку с Кауницем: переписка отличалась отсутствием всякого достоинства, даже давала Кауницу невыгодное представление о состоянии Франции и как бы оправдывала действия и речи Леопольда. Нужно знать, что Делессар и его товарищ Дюпор-Дютертр изо всех министров наиболее были преданы фельянам и их более всех ненавидели за то, что они подозревались в благоприятствовании проекту конгресса. Во время одного из наиболее бурных заседаний собрания Бриссо обвинил несчастного Делессара в том, что тот компрометировал достоинство нации, не предупредив собрание о соглашении держав и Пильницкой декларации; что он в своих нотах излагал антиконституционные мнения, дал Кауницу ложное мнение о состоянии Франции, затянул переговоры и вел их способом, противным интересам отечества. Верньо присоединился к Бриссо и прибавил еще новые обвинения к уже взведенным. Он упрекал министра в том, что тот слишком долго держал в портфеле декрет, присоединявший графство Венессен к Франции, и стал таким образом причиной резни, случившейся в Авиньоне[49]. Затем Верньо присовокупил: «С этой кафедры, с которой я говорю, виден дворец, где коварные советники вводят в заблуждение и обманывают короля, данного нам конституцией; видны окна дворца, где замышляется и проводится контрреволюция, где придумываются средства вновь погрузить нас в рабство. Террор часто выходил в древние времена из этого пресловутого дворца: пусть же он ныне войдет в него во имя закона, пусть проникаются им все сердца, пусть все обитатели этого дворца знают, что наш закон дарует неприкосновенность лишь одному королю».