За неимением департаментской гвардии они пробовали, но тщетно, отнять у коммуны право распоряжаться вооруженными силами и передать его министерству внутренних дел. Взбешенная Гора запугала большинство и не дала ему утвердить этой меры. Насчитывалось уже только восемьдесят депутатов, недоступных страху и твердых в прениях. В этом положении жирондистам оставалось одно только средство, столь же неудобоисполнимое, как и все прочие: распустить Конвент. И тут опять неистовство Горы помешало им овладеть большинством.

В этом состоянии недоумения, проистекавшем не из слабохарактерности, а из бессилия, они полагались на конституцию. Из потребности на что-нибудь надеяться они тешили себя мыслью, что сила закона должна обуздать все страсти и положить конец всем бурям. Теоретические умы особенно охотно отдыхали на этой мысли. Кондорсе прочел доклад от имени конституционного комитета и произвел общее смятение. Якобинцы в своем клубе осыпали проклятиями его, Петиона и Сийеса, называя их республику аристократической, нарочно сочиненной для нескольких гордых и деспотических талантов. Представители Горы не хотели, чтобы этим предметом занимались дальше, и многие члены Конвента, уже предчувствуя, что задачей их будет не приводить в порядок, а защищать Революцию, смело говорили, что составление конституции нужно отложить до будущего года, а теперь думать только о том, как управлять и сражаться. Итак, долгое царствование этого бурного собрания начинало обрисовываться; депутаты уже переставали верить в краткость своей законодательной миссии, и у жирондистов отнималась последняя надежда сковать партии законами в скором времени.

Противники их, впрочем, находились в неменьшем затруднении. На их стороне, конечно, были разнузданные страсти, якобинцы, большинство секций, коммуна, но не было министерств и департаментов, где обе партии боролись с необыкновенным ожесточением и их сторона явно оставалась в накладе. Наконец, они боялись иностранцев, и хотя по непреложному закону всех революций победа должна была остаться на стороне сильных страстей, но эти законы не были им известны, следовательно, не могли их успокоить. Планы их были так же неопределенны, как планы жирондистов. Прямо напасть на национальное представительство было бы актом чрезмерно смелым, и якобинцы еще не свыклись с этой мыслью. Имелось, правда, человек тридцать агитаторов, которые были готовы на всё и предлагали в секциях самые отчаянные вещи, но якобинцы, коммуна, Гора не одобряли их, потому что, ежедневно обвиняемые в заговорах и ежедневно оправдываясь от этих обвинений, они чувствовали, что подобные предложения слишком компрометировали их в глазах противников и департаментов.