Что за прелесть эта афинская демократия! Солон там не слыл за щеголя; и хотя его нисколько не затрудняло признаваться в склонности к вину, женщинам и музыке, однако он считался образцом законодателя, и оракул провозгласил его первым из семи мудрецов, и слава его мудрости утвердилась так прочно, что и теперь его имя произносится в Конвенте и у якобинцев не иначе как имя величайшего законодателя».

Демулен сетовал, что к афинским нравам не захотели присовокупить и свободу слова, которой пользовалась эта республика. Аристофан рисовал полководцев, ораторов, философов, даже самый народ; и афинский народ, изображаемый то в виде старика, то в виде юноши, не только не сердился, но провозглашал Аристофана победителем в играх и поощрял его похвалами, рукоплесканиями и венками. Многие из его комедий были направлены против ультрареволюционеров того времени и содержали жестокие насмешки. «И если бы сегодня, – продолжал Демулен, – кто-нибудь перевел любую из этих комедий, сыгранных за 430 лет до Рождества Христова, Эбер утверждал бы, что она написана не далее как вчера и сочинил ее Фабр д’Эглантин против него и Ронсена, а виновник голода при этом, несомненно, переводчик…

Впрочем, я обманываю себя, говоря, что люди переменились. Люди всегда были такими же, и свобода слова была не более безнаказанна в древних республиках, нежели в новых. Сократ, обвиненный в злословии против богов, должен был выпить цикуту; Цицерон, за то, что напал словесно на Антония, был казнен».

Итак, бедный молодой человек предсказывал, что свобода не пройдет ему даром, как не прошла стольким другим. Эти шутки, это красноречие раздражали комитет. Пока комитет следил за Ронсеном, Эбером, Венсаном и всеми агитаторами, в его недрах зарождалась пагубная злоба против талантливого писателя, насмехавшегося над его взглядами; против Дантона, который будто бы вдохновлял этого писателя; наконец, против всех предполагаемых друзей или сторонников этих двух вождей.

Чтобы не уклоняться от начертанной линии, комитет вслед за отчетами Робеспьера и Сен-Жюста внес два декрета, имеющих целью осчастливить народ в ущерб его врагам. Этими декретами Комитет общественной безопасности один облекался правом рассматривать жалобы узников и освобождать тех, кто будет признан патриотом. Все же те, напротив, кто будет признан врагами Революции, должны были оставаться под арестом до заключения мира, а потом их следовало навсегда изгнать из страны. Их временно конфискованное имущество предлагалось разделить между неимущими патриотами, списки которых поручили составить коммунам. Декреты эти, придуманные Сен-Жюстом, должны были служить ответом ультрареволюционерам и сохранить репутацию комитету.