Питт не останавливался ни перед какими насильственными методами, чтобы увеличить свои возможности и усилить бедствия Франции. Американцы, благоденствуя под управлением Вашингтона, свободно ходили по морям и начинали создавать ту обширную торговлю, которая обогащала их в течение долгих континентальных войн.

Английские эскадры останавливали американские суда и похищали матросов. Более пятисот судов уже подверглись такому насилию, и это служило предметом энергичных, но пока бесполезных протестов и представлений со стороны американского правительства. Это еще не всё: рассчитывая на нейтралитет, американцы, датчане и шведы заходили во французские порты, привозили хлеб, крайне драгоценное подспорье в эту тяжелую годину, а также множество предметов, необходимых в морском деле, и взамен увозили вина и другие продукты, которыми Франция по сей день снабжает весь мир. Благодаря этому посредничеству нейтральных народов торговля не совсем прервалась и удовлетворялись хотя бы самые насущные потребности народа. Англия же, смотря на Францию как на осажденную крепость, которую требуется уморить голодом или довести до отчаяния, непременно хотела посягнуть на эти права нейтральных держав и обратилась к северным дворам с нотами, исполненными софистики, чтобы склонить их к явному нарушению международного права.

Пока Англия пускала в ход все эти разнородные средства, у нее всё еще оставалось 40 тысяч человек в Нидерландах под началом герцога Йоркского; лорд Мойра, не поспевший вовремя в Гранвиль, стоял на якоре в Джерси со своей эскадрой и десантными войсками; наконец, английское казначейство предоставляло большие суммы в распоряжение воюющих держав.

На материке усердие было далеко не так велико. Державы, не заинтересованные в войне так сильно, как Англия, а объявившие ее больше ради так называемых принципов, не занимались ею ни столь пламенно, ни столь деятельно. Англия всячески старалась ободрить своих союзников. Она держала Голландию под гнетом с помощью принца Оранского и принудила ее отправить в союзную армию свой контингент. Таким образом, эта несчастная нация вынуждена была служить кораблями и людьми самому страшному своему врагу против надежнейшей своей союзницы. Пруссия, несмотря на склонность своего короля к мистицизму, разочаровалась в иллюзиях, которыми ее питали уже два года. Отступление в Шампаньи в 1792 году и в Вогезских горах в 1793-м не особенно примирили ее с войной. Фридрих-Вильгельм, истощив казну и ослабив армию войной, которая не могла иметь хороших результатов для его государства, охотно отказался бы от нее, тем более что возмущение в бывшей Польше немало тревожили его.