В колониях и на море война велась не менее деятельно, чем на континенте. В богатой колонии Сан-Домин-го разыгрались такие ужасы, о каких редко упоминает история. Белые с восторгом объявили себя сторонниками революции в надежде, что она приведет их к независимости от метрополии, мулаты – сделали то же, но они имели в виду не политическую независимость колонии, а получение для себя гражданских прав, в которых им постоянно отказывали. Учредительное собрание признало права мулатов, но белые, которые допускали революцию только в свою пользу, возмутились, и началась междоусобная война между древней расой свободных людей и вольноотпущенными. Пользуясь этой войной, негры, в свою очередь, вышли на сцену, заявляя о себе всюду огнем и мечом. Они резали своих господ и поджигали их дома и плантации. В колонии водворился страшный хаос; каждая партия обвиняла другую в появлении нового врага и укоряла ее в том, что именно она дала оружие этому врагу. Негры, не принимая еще ничью сторону, просто жгли и резали. Скоро, однако, они стали по наущениям испанцев уверять, что служат делу роялизма.

В довершение сумятицы в дело вмешались англичане. Часть белых призвала их в минуту величайшей опасности и уступила им важный форт Сен-Никола. Комиссар Сантонакс с помощью мулатов и другой части белых сопротивлялся вторжению англичан и наконец счел единственным средством избавиться от них – признать свободу негров, которые примут сторону Республики. Конвент утвердил эту меру и декретом провозгласил всех негров свободными. После этого декрета многие из служивших роялизму перешли на сторону Республики, и англичане, укрепившиеся в форте Сен-Никола, потеряли всякую надежду на обладание этой богатой колонией, которая, пройдя через столько бедствий, достигла наконец самостоятельности. Гваделупу несколько раз брали то одна, то другая сторона, но она окончательно осталась за Францией; Мартиника же пропала безвозвратно.

Пока все эти беспорядки совершались в колониях, на океане произошло важное событие: пришел американский транспорт, которого во французских портах ждали с таким нетерпением. Брестская эскадра в числе тридцати кораблей вышла в море; Жанбон Сент-Андре находился на адмиральском корабле; Вилл аре-Жуайёз был произведен в начальники эскадры; поселяне, никогда не видавшие моря, попали в матросы. И этим матросам, этим офицерам, этим адмиралам, созданным в один день, предстояло бороться с опытнейшим английским флотом.

Вилларе-Жуайёз отплыл 20 мая (1 прериаля) и направил путь свой к острову Флориш, чтобы там поджидать транспорт. По пути он захвалил множество английских торговых судов. Капитаны их говорили: «Вы нас забираете по одному, а адмирал Хау схватит вас оптом». Действительно, этот адмирал крейсировал близ берегов Бретани и Нормандии с тридцатью тремя кораблями и двенадцатью фрегатами. Французская эскадра завидела флот 28 мая (9 прериаля). Экипажи с нетерпением следили за тем, как черные точки становились крупнее, и, когда узнали англичан, разразились радостными криками и стали требовать сражения с тем горячим патриотизмом, которым всегда отличались жители прибрежной полосы. Хотя инструкции, данные адмиралу, разрешали ему сражаться только для спасения транспорта, Жанбон Сент-Андре, сам увлеченный всеобщим энтузиазмом, согласился дать сражение. К вечеру один корабль из арьергарда, «Революционер», убавив число парусов, вступил с англичанами в бой, сражался упорно, но лишился капитана и получил столько повреждений, что пришлось на буксире тащить его в Рошфор. Наступление ночи помешало общей битве.