Сделав шаг, не время было останавливаться. Луве, Ланжюине, Анри Ларивьер, Дульсе, Инар, все жирондисты, спасшиеся от гонений и скрывавшиеся по большей части в пещерах, написали Конвенту, прося принять их. По этому поводу опять произошла жаркая стычка. Термидорианцы, сами испуганные быстротой реакции, остановились, и правая сторона, чувствуя, что еще нуждается в них, не посмела сердить их и настаивать. Декретом было объявлено, что против депутатов, поставленных вне закона, прекратятся преследования, но они не будут опять допущены в собрание.

Тот же дух, который заставлял оправдывать одних, требовал осуждения других. Один старый депутат по имени Раффрон сказал, что пора доказать Франции, что Конвент не сообщник убийц; он требовал немедленного предания суду Лебона и Давида, уже арестованных. После того как стали известны происшествия на Юге, многие потребовали доклада и обвинительного акта против Менье. Множество голосов требовало также суда над Фукье-Тенвилем и следствия против бывшего военного министра Бушотта, допустившего якобинцев в военное ведомство. То же предложение последовало и против бывшего мэра Паша, как говорили, сообщника эбертистов, спасенного Робеспьером.

При таком потоке нападок на революционных вождей три главных вождя, хоть и отстаиваемые Конвентом, не могли не пасть. Бийо-Варенн, Колло д’Эрбуа и Барер, вновь обвиненные Лежандром, не ушли от общей участи. Комитеты не смогли отказаться принять обвинение и подать свое мнение. Лекуэнтр, объявленный клеветником, теперь заявил, что напечатал документы, которых у него не было сначала. Документы эти были отосланы комитетам; комитеты, увлеченные общественным мнением, не посмели идти против течения и объявили, что имеются достаточные поводы к началу следствия против Бийо, Колло и Барера, но не против Вадье, Вулана, Амара и Давида.

Дело Каррье, долго разбиравшееся в присутствии публики, не скрывавшей своего настроения, наконец было закрыто 16 декабря (26 фримера). Каррье с двумя членами нантского революционного комитета были приговорены к смертной казни в качестве агентов и сообщников системы террора; остальные были оправданы на том основании, что исполняли приказание начальства. Каррье до самого эшафота настаивал на том, что вся революция, все, кто создавал ее и направлял, были виновны наравне с ним. Но в роковую минуту он покорился судьбе и принял смерть спокойно и мужественно.

В доказательство того, что междоусобная война увлекает и развращает людей, приводили такие примеры из его жизни до отправления в Нант комиссаром, которые доказывали, что он от природы был далеко не кровожаден. Революционеры, хоть и не одобряли поступков Каррье, однако испугались постигшей его участи. Они не могли скрывать от себя, что казнь эта была началом кровавого возмездия, которое готовила им контрреволюция. Кроме судебных преследований, направленных против депутатов, членов прежних комитетов или комиссаров в провинциях, другие вновь изданные законы доказывали, что мщение спустится ниже и второстепенность занимаемой должности никого не спасет.