Новые рукоплескания доказывают Тальену, что собрание решило поддержать всё, что будет предлагаться против якобинцев. Бурдон, депутат Уазы, говорит в том же духе, что и Тальен, хотя по многим вопросам он бывал не согласен со своими друзьями-термидорианцами.
Лежандр тоже возвышает свой голос.
– Кто порицает наши действия? – спрашивает он. – Горсть хищников. Взгляните им в лицо: вы увидите на этих лицах глянец, составленный из желчи тиранов. – Эти слова, намекающие на мрачное, изжелта-бледное лицо Бийо-Варенна, вызывают усиленные рукоплескания. – На что вы жалуетесь? – продолжает Лежандр. – В чем беспрестанно обвиняете нас? Не в том ли, что граждан уже не арестовывают сотнями? Что не гильотинируют более по пятидесяти, шестидесяти и восьмидесяти человек каждый день? Признаюсь, в этом отношении у нас другие удовольствия, чем у вас, и способы очищать тюрьмы у нас разные. Мы там побывали, мы отличили, насколько смогли, аристократов от патриотов. Если мы ошиблись, вот наши головы, мы отвечаем за ошибку. Но пока мы заглаживаем злодеяния, пока стараемся заставить вас забыть, что виновники этих злодеяний – вы, зачем вы ходите в пресловутое общество доносить на нас, вводить в заблуждение народ, бывающий там, к счастью, в малом числе? Я требую, чтобы Конвент принял меры, чтобы не позволять своим членам ходить к якобинцам и призывать к восстанию.
Конвент принимает предложение Лежандра и поручает комитетам представить проект таковых мер.
Итак, Конвент и якобинцы стояли лицом к лицу, оказавшись в положении, когда, истощив всякие речи, остается только наносить удары. Намерение уничтожить это знаменитое общество проявилось в полной мере. Надо было только, чтобы у комитетов хватило храбрости внести об этом предложение. Якобинцы это сознавали и жаловались на всех своих заседаниях, что их хотят распустить. Они сравнивали настоящее правительство с Леопольдом, Брауншвейгом, Кобургом, которые тоже требовали их роспуска. Одно сообщение, произнесенное с кафедры Конвента, в особенности послужило поводом к жалобам на клевету и нападки. Утверждали, что в перехваченных письмах имеются доказательства того, что комитет эмигрантов в Швейцарии согласен с парижскими якобинцами. Если этим хотели только сказать, что и те и другие желают смут, то это, несомненно, было верно. Действительно, в письме, перехваченном у одного эмигранта, говорилось, что надежда победить революцию оружием – безумие и надо стараться уничтожить ее внутренними беспорядками. И вот несколько дней якобинцы неумолчно жаловались на клевету, и Дюгем несколько раз требовал, чтобы эти письма были прочтены с кафедры.