Когда я в первый раз увидел Ленина <…> то, хотя уже имел точные сведения об его наружном виде, все же, по старой памяти, испытал некоторое разочарование[493].

Но и такие официально неброские «персоналии» у Сталина почти уникальны. Я далек от абсурдного предположения насчет какой-то его человеческой преданности Ленину, как и от других фантастических попыток приписать Сталину любое подобие нормальных человеческих чувств. Полезнее будет прислушаться к свидетельству отлично информированного Бажанова:

Я видел насквозь фальшивого Сталина, клявшегося на всех публичных выступлениях в верности гениальному учителю, а на самом деле искренне Ленина ненавидевшего, потому что Ленин стал для него главным препятствием на пути к власти. В своем секретариате Сталин не стеснялся, и из отдельных его фраз, словечек и интонаций я ясно видел, как он на самом деле относится к Ленину. Впрочем, это понимали и другие, например, Крупская[494].

Я видел насквозь фальшивого Сталина, клявшегося на всех публичных выступлениях в верности гениальному учителю, а на самом деле искренне Ленина ненавидевшего, потому что Ленин стал для него главным препятствием на пути к власти. В своем секретариате Сталин не стеснялся, и из отдельных его фраз, словечек и интонаций я ясно видел, как он на самом деле относится к Ленину. Впрочем, это понимали и другие, например, Крупская[494].

Ученик Голиафа

Ученик Голиафа

На Крупскую он и переносит потом свое подлинное отношение к покойному правителю. Она обвиняется им в «отходе от ленинизма» и полном непонимании ленинского наследия: «Тов. Крупская (да простит она мне!) сказала сущую чепуху. Нельзя выступать здесь с защитой Ленина против Бухарина с такой чепухой». И вообще — «А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища? Не думаете ли вы, что интересы отдельных товарищей должны быть поставлены выше интересов партии и ее единства?» (Речь на XIV съезде).

Чем, собственно, отличается Крупская от всех прочих товарищей, генсек прекрасно знал, ибо, конечно, навсегда запомнил ультиматум Ленина: «Уважаемый тов. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она вам выразила согласие забыть сказанное <…> я же не намерен забывать так легко, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад или же предпочитаете порвать между нами отношения». Сталинский ответ, уже не дошедший до адресата, теперь известен — он выполнен в агрессивном тоне, пародирует, закавычивая, протесты Ленина и, по сути, содержит лишь утрированно-формальные извинения: «Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения „отношений“ я должен „взять назад“ сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказавшись, однако, понять, в чем тут дело, где моя „вина“ и чего собственно от меня хотят»[495]. Сталинская травля Крупской была его подлинным ответом Ленину, исполненным во вкусе кавказской вендетты.