В начале 1770 г. императрица издала указ о созыве Совета, по словам Кэткарта, с целью «предупреждения неожиданных событий». В его состав вошли, помимо Н.И. Панина, братьев Чернышевых, Григория Орлова, также фельдмаршал граф А.Г. Разумовский, вице-канцлер князь А.М. Голицын, князь М.Н. Волконский и еще ряд лиц1000. Среди указанных членов Совета Кэткарт особо выделил фельдмаршала Разумовского, человека, на его взгляд, «чрезвычайно честного и благонамеренного», который по большей части «держит сторону графа Панина». Он обратил также внимание на то, что в Совете было заметно общее «разделение на партии». Однако какие бы предложения не вносились его членами, окончательное решение всегда принимала императрица. «Я все более и более убеждаюсь в том, что деятельность Совета весьма ограничена, – извещал Кэткарт Лондон, – и что в важных делах собственное мнение императрицы известно им прежде, чем они приступают к обсуждению вопроса»1001. Как видно, Екатерина II практически не считалась с мнением членов Совета, чья деятельность чаще всего сводилась к формальному обсуждению отдельных вопросов. Неудивительно, что и о самих членах Совета, кроме графов Панина, Орлова и Чернышевых, в донесениях дипломата представлена скупая информация. За исключением указанных лиц, «прочие члены Совета незначительны», полагал Кэткарт1002.
В то же время послы не обошли своим вниманием ближайшую приятельницу и сподвижницу императрицы княгиню Екатерину Романовну Дашкову. О ее участии в дворцовом перевороте 1762 г. сообщал Р. Кейт1003. В своих мемуарах Бэкингэмшир описал внешность Екатерины Романовны: «Княгиня Дашкова, дама, чье имя, как она того несомненно желает, останется в памяти следующих поколений, замечательно хорошо сложена и производит приятное впечатление … Лицо ее красиво и черты его совсем недурны»1004. Она много читает, обладает «одинаковой живостью тела и ума и быстро схватывает ситуацию». Посол отметил, что Дашковой присущи «превосходящая всякое описание смелость», а также … черствость. При определенных условиях, полагал он, первой ее мыслью было бы освободить все человечество, а следующей – «превратить людей в своих рабов». Ему явно импонировала расположенность Екатерины Романовны к английской нации. Однажды в разговоре с ним Дашкова заявила: «Почему я не родилась англичанкой? Я обожаю свободу и порыв вашей нации»1005.
Рассуждая об особой привязанности ряда высокопоставленных чиновников к Англии, Бэкингэмшир считал, что таковых было при дворе Екатерины II немного. Большинство же сановников, особенно тех, кто выполнял дипломатические поручения при иностранных дворах, по его мнению, были «весьма пристрастны» к французской нации. «Правами, обычаями и языком» французов они приучены восхищаться, вследствие данного им воспитания, и потому «в силу ли этого пристрастия или просто невежества, их депеши наполнены внушениями неутомимых эмиссаров этой страны»1006. К «франкофилам» Бэкингэмшир причислял Панина, утверждая, что тот «совершенно на стороне французов и составляет лишь орудие в руках их министров», а также княгиню Дашкову. Дипломат полагал, что она «сильно предана интересам Франции»1007. Между тем современный историк Э. Кросс считал княгиню англоманкой, одной из тех, кто «глядел на Англию с почтением и восторгом»1008. Подобное противоречие в оценках пристрастий Дашковой к той или иной европейской культуре объяснялось, на наш взгляд, довольно просто. В юности княгиня, как и большинство представителей аристократических семейств, получила французское образование, интересовалась французской культурой, в зрелые же годы, особенно после посещения Великобритании в 1769–1771 гг., она увлеклась трудами английских просветителей, и даже с некоторыми из них познакомилась лично. В своих «Путевых заметках» Дашкова с восторгом писала: «Англия мне более других государств понравилась. Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады, все заимствует от устройства первого и превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях»1009. Как видно, культурные пристрастия княгини с годами заметно изменились: из галломанки она превратилась в англоманку.