Давая характеристики лицам, приближенным к императрице, Гаррис также особое внимание уделил братьям Орловым, Григорию и Алексею. «Я постоянно старался поддерживать знакомство с Орловыми, – писал он в Лондон 2 февраля 1781 г., – и, хотя они отъявленные враги моего друга (князя Потемкина – Т.Л.), но мне до сих пор удавалось сохранять с ними хорошие отношения … Задача эта была … весьма облегчена их особенно-либеральным характером и их доброжелательством к Англии, основанном на патриотизме и на здравом смысле»983. Как видно, англофильство братьев Орловых и послужило основой для более близких контактов с ними британского посла.

В одной из первых своих депеш в Лондон от 11 мая 1778 г. Гаррис отметил, что князь Григорий Орлов был единственным человеком, с которым он мог «откровенно объясниться». «Он был очень дружелюбен и, кажется, совершенно искренен в своих уверениях приязни и предпочтении к нам и к союзу с нами, – продолжал дипломат, – Но он говорил, что уже не имеет никакого влияния при дворе». Гаррис попытался разубедить бывшего фаворита императрицы, утверждая, что его влияние на Екатерину «не уничтожено, а на время только устранено». Он даже начал поучать Орлова, как внушить императрице, что она окружена людьми, которые злоупотребляют ее доверием, а потому его долг – «выступить вперед и спасти империю из таких опасных рук». Хотя слова англичанина и не произвели должного впечатления на князя, тем не менее, он заверил Гарриса: «Мое доброе слово будет за вас, если к тому представится случай; и конечно мое мнение будет в пользу вашу, если дело будет обсуждаться в Совете»984.

Гаррис не оставлял надежд на то, что Григорий Орлов может быть полезен ему в налаживании контактов с императрицей. Он полагал, что князь все еще у нее «в большой милости», которой, впрочем, «не старается пользоваться». На его взгляд, отставка Орлова являлась ударом для самой Екатерины, поскольку он «хотя не отличался особенным умом, но, будучи человеком безукоризненной прямоты и честности, охранял ее от растлевающей лести, которой теперь она так жадно внимает»985. Впрочем, надеждам Гарриса на поддержку Григория Орлова не суждено было сбыться по причине настигшей его болезни. Князь лишился рассудка. Его болезнь повергла императрицу в «глубокое горе». 4 ноября 1782 г. Гаррис сообщал в Лондон: «Кажется, никогда в продолжение всей ее жизни, чувства ее не были так сильно и тяжело потрясены, как этим грустным событием, поразившим ее первого любимца, человека, который постоянно оставался предметом ее главной привязанности, если не страсти». Екатерина обращалась с ним с «самым нежным участием»: запрещает жестокие методы лечения, противится заключению его в закрытое лечебное заведение, дозволяет ему посещать двор и принимает его «во всякий час» даже, если занята важными делами. «Его настроение, его дикие и бессвязные речи всякий раз огорчают ее до слез и расстраивают до такой степени, что во весь остальной день она неспособна ни к удовольствиям, ни к занятиям». Гаррис подметил, что Орлов нередко говорит ей «самые неприятные вещи». Однажды он воскликнул, что «раскаяние и угрызения совести довели его до сумасшествия и что участие, некогда принятое им в черном деле (по-видимому, убийстве Петра III —Т.Л.), навлекло на него наказание Божие»986.