С середины XVII в. отмечалось быстрое возрастание хозяйственного значения колоний раннебуржуазных государств и Франции с ее расширяющимся капиталистическим укладом. Именно тогда эти государства превратились в крупные колониальные империи. Эксплуатация их заморских владений становилась экономически значительно более важной, чем прежние усилия Голландии и Англии путем захвата испанских торговых кораблей перераспределять в свою пользу богатства, извлекавшиеся Мадридом из своих колоний в Новом Свете. На смену голландско-испанской борьбе за колонии, к которой лишь эпизодически присоединялись другие государства, приходило многостороннее острое соперничество ряда западноевропейских стран — особенно между самими раннебуржуазными государствами, а также между ними и Францией. Объектом противоборства становились не только собственные владения этих стран, но и необъятные территории, принадлежащие ослабевшей Испании и Португалии. Борьба за колонии оказывалась многими нитями переплетенной со столкновениями всех этих держав на Европейском континенте.

Абсолютистские правительства, утверждение которых было прямым следствием исторических закономерностей развития феодальной формации в Европе, являлись государственной формой власти, верховный носитель которой обладал относительно наибольшей автономией по отношению к господствующим слоям. В глазах современников и апологетов абсолютизма, как и критиковавших многие его стороны идеологов Просвещения, вся история нередко представала следствием честолюбия и капризов королей, интриг фаворитов и фавориток и карьеристских расчетов министров. В известном смысле и в известной мере это даже отражало действительное положение вещей, особенно поскольку дело шло о сфере межгосударственных отношений, о дипломатии и внешней политике.

Однако те же объективные условия, которые с необходимостью породили возможность возведения частных склонностей монархов в ранг государственных интересов, вместе с тем жестко ограничивали эту возможность пределами, в которых она была лишь формой проявления исторической необходимости. Конечно, при абсолютизме особое значение приобретают личные взгляды, интересы и планы правящего монарха. Представления Людовика XIV о королевской «славе» не были только порождением посредственного ума и непомерного тщеславия, сконцентрированного на достижении показного помпезного величия. Эти представления объективно весьма соответствовали задаче повышения престижа монархии, еще совсем недавно победившей Фронду, и интересам господствующих классов, которым шли на пользу и завоевательные войны, и меркантилистская политика, продолжением которой они являлись.