При коренном различии раннебуржуазных и феодальных государств в их социальном и политическом строе было немало общих черт. Это было связано с сохранением многочисленных пережитков феодализма в раннебуржуазных государствах и влиянием, которое оказывал растущий капиталистический уклад на политику, особенно внешнюю, абсолютистских монархий. В борьбе за морское торговое и колониальное преобладание были прямо заинтересованы как верхушечные слои буржуазии, так и значительная часть дворянства, получавшие, хотя и в различной форме, большие выгоды от захвата внешних рынков и грабежа заморских владений. Именно поэтому и у тех и у других государств при определении внешнеполитических задач могли фигурировать сходные торговые, династические, а иногда даже и религиозные мотивы. Это подобие, все же было лишь частичным и порой даже чисто внешним, простым облачением в привычные одеяния целей, которые преследовались различными общественными группами и успешная или безуспешная борьба за которые имела объективно разные общественные результаты. Однако существующая степень сходства внешнеполитических целей создавала у современников — будь то монархи и их министры или просветители, критиковавшие политику правительства, — представление об однородности этих целей и побуждала дипломатов исходить в своих действиях из такого убеждения.

В условиях сосуществования раннебуржуазных и феодально-абсолютистских государств, быстрого прогресса буржуазного уклада в феодальных странах новые интересы нередко находили выход в попытках отдельных государств расширить свои владения путем династических браков, использования права наследования или ссылками на старинные права и привилегии. При различии объективных исторических условий внешне сходные династические мотивы служили выражением различных социальных интересов, имели объективно разное историческое значение. Ими обосновывались и стремление к сохранению новых буржуазных порядков, и требование реставрации абсолютизма, и сопротивление иноземным захватчикам, и борьба за воссоединение народностей в исторически устоявшихся границах, и процесс их консолидации, и тенденции к увековечению раздробленности. Однако чаще всего династические мотивы служили привычным прикрытием борьбы за захват чужих земель, за раздел колониальной добычи, за торговое преобладание, в которой с равным рвением участвовали господствующие классы и феодальных, и раннебуржуазных государств.

В XVIII в. религиозный мотив практически не играл сколько-нибудь серьезной роли в сфере межгосударственных отношений. Уже во времена Людовика XIV столпы протестантизма — Англия и Голландия — вступили в союз с австрийскими Габсбургами. А в борьбе за австрийское наследство в 40-е годы XVIII в. протестантская Пруссия действовала в союзе с католическими Францией, Баварией и Испанией против императора и Англии. Очень характерно, что религиозный вопрос редко поднимался — даже в целях пропаганды — и тогда, когда дипломатическая ситуация приводила к формированию коалиций, в одну из которых входили преимущественно протестантские, а в другую — католические государства. Так было во время Семилетней войны.