Ввиду отсутствия единой политической мотивации политссыльные не создавали крупных объединений. Главным стимулом к самоорганизации служили материальные трудности. Прежде всего именно для их решения создавались сообщества репрессированных. На протяжении 1920-х гг. ссылка оставалась разобщенной на локальные малочисленные группировки по партийному, национальному и конфессиональному признакам. Наиболее явно это прослеживалось на примере Нарымского края. К началу 1927 г. органы надзора насчитывали здесь три группировки анархистов: чигаринскую (во главе – Мясников), большенестеровскую (С. Рысс) и Парабельскую (Володарский, Немерицкий и Рейдман). Социал-демократы были представлены пятью колониями: колпашевской (включала ссыльных с. Тогур), инкинской, парабельской (включала ссыльных сел Костарево, Алатаево, Большое Нестерово и Чигара), нарымской и каргасокской. Лидером всех нарымских ссыльных меньшевиков признавался С.С. Цейтлин. Меньшевики делились на «старых» и «молодых». Первые не желали контактировать с представителями других партий, в то время как «молодежь» склонялась к сотрудничеству с эсерами и анархистами. Наиболее сплоченной, хотя и малочисленной, считалась группа эсеров в Колпашеве. Общепризнанным авторитетом среди них был находившийся в с. Парабель Д.Д. Донской, которого власти считали неформальным лидером всей политической ссылки Нарымского края. Группа ссыльных сионистов характеризовалась как исключительно замкнутая и неавторитетная[938].

Меньшевиков и эсеров возглавляли выборные старосты колоний. Так, колпашевская колония социал-демократов, насчитывавшая 28 чел., управлялась тремя старостами. Они ведали распределением общих денежных средств из касс взаимопомощи, выступали арбитрами в разрешении конфликтов между ссыльными, организовывали коллективные мероприятия, товарищеские суды и собрания по хозяйственным вопросам. В некоторых случаях старосты меньшевиков обращались за советом к старостам эсеров и наоборот, однако этим их взаимоотношения ограничивались. Не существовало единых координационных центров или каких-либо общих организаций политссыльных. У меньшевиков имелись свои отдельные библиотеки и общественные столовые. В Парабели многие политссыльные питались на квартире Донских. В колпашевской колонии была организована общая с эсерами и анархистами библиотека. Однако, по информации органов надзора, среди ссыльных господствовали фракционность и недоверие как к инакомыслящим группам, так и к однопартийцам. В каждом новоприбывшем «политике» подозревался агент ОГПУ. Внутренняя атмосфера ссылки той поры, по словам самих ссыльных, характеризовалась замкнутостью, подозрительностью и взаимными обвинениями в заговорах и неосторожности[939].