Зимой в Петербурге темно и таинственно – от стремительно убывающего вначале и медленно нарастающего потом дня, – но и светло: от белого снега, мягко укутывающего землю, от лёгкого морозца, разрисовывающего ажурными стрелами деревья и кустарники, особенно, когда их тонкие ветви полностью покрыты инеем. Однако, в многолюдном шумном городе снег быстро тает и свет исходит, в основном, от разноцветно сияющих витрин и прочего убранства, а жители уже с середины декабря начинают с воодушевлением готовиться к встрече приближающейся череды любимых зимних праздников.

Я возвращался из командировки домой в день своего рождения, 19 декабря, предвкушая встречу с родителями, и, как обычно, шёл пешком по Невскому проспекту – от Московского вокзала до  Фонтанки – по пустынному ранним утром и оттого ещё более прекрасному моему городу, любуясь величавой строгостью его архитектуры, уверенно удерживающей вот уже несколько столетий всё окружающее пространство.

Диана ждала меня у самой двери и так переволновалась, что сначала не могла даже сдвинуться с места и почти не дышала. Я нежно её гладил:

– Ну, что ты, что ты, девочка, всё хорошо… – и она постепенно расслабилась.

Наконец, я смог раздеться, а мама появиться в прихожей со своей чуть насмешливой улыбкой и с Евой на руках:

– Нам тоже будет дозволено приложиться к телу?

Я обнял их обеих.

– Отец дома?

– Да. Приятно, не правда ли, задавать такой вопрос? – Мама кивнула сама себе. – И отвечать на него тоже.

Потом наклонила мою голову и шепнула на ухо: