– Успокойся! Теперь ведь всё хорошо.
– Отойди! – Она освободилась из моих рук. – Успокаивай свою Диану, смотри, она совсем извелась от любви и разлуки. Кстати, пойди, погуляй с ней, что ли…
Мама уже начала привычно подтрунивать над собой и над нами, поэтому я с лёгким сердцем позвал Диану и пошёл одеваться, однако не удержался и спросил по дороге:
– А как же насчёт кросскультуры, о которой ты так вдохновенно вещала своим студентам, что Николай Романов, например, до сих пор не может забыть?
– В самом деле? – усмехнулась мама, и я задержал шаг:
– Хочешь, процитирую на память?
– Попробуй, – не слишком заинтересованно ответила мама.
– Изволь. «Ныне кросскультура теснейшим образом связывается с искусством выживания человечества, ибо в мире разлетающихся культур именно эта новая перспектива развития, возникающая за пределами сложившихся культур, способна взорвать, освободить от символических зависимостей и предрассудков как сообщества, так и отдельных людей, предоставив им истинно планетарное, иначе говоря, космическое ощущение свободы».
– Приемлемо, – удовлетворённо хмыкнула мама, – только ты забыл добавить самое важное: то, что первичное «культурное тело» обязательно сохраняется, ни в коей мере не отменяется, ни при каких условиях! Понятно? – Она выдохнула с облегчением. – Да идите уже, сколько можно дразнить Диану поводком? – и мама сама открыла нам дверь.
Мы с Дианой шли вдоль Фонтанки, а я всё не мог остановиться и продолжал сам с собою начатый разговор. Сейчас уже я привык, хотя прежде всегда отмечал, что такие внутренние диалоги были похожи на погоню за мыслью, ловко ускользающей неизвестно куда, потому и требующей охотничьего терпения, чтобы дождаться – и то не всегда! – её появления вновь. А думал я о «взрывном стиле» нового времени, нередко так и именуемом – эксплозив (т. е. взрыв, у нас есть даже более удачное уличное слово – «запредел»), который отражает неотвратимый приход «инаковости» во всём: от взрывоопасного расцвета инфо- и техносферы, в том числе, и как «живого существа» (уже и термин появился – «витализм») – до немыслимой ранее оголенности, уязвимости, незащищённости самого человека, с его привнесёнными из прошлых эпох тревогами, разочарованиями, тоской и агрессией, а также вновь обретёнными и доведёнными до сверхкритической точки – ужасами, страхами, склонностями к немыслимым, казалось бы, формам насилия в современном мире, увы, слишком часто называемом апокалиптическим.