– Разве не ваше поколение выбирает рэп? – заметил я, но Николай только отмахнулся:

– Голос улиц? Но не в этом же доме.

Он с откровенным любопытством оглядывался вокруг. Потолок в гостиной был высок, стены отделаны темно-зелёными обоями с золотым орнаментом под гобелен и плотно увешаны картинами, рисунками и фотографиями. Старинный дубовый буфет, украшенный резьбой, был выполнен в одном стиле со стульями, высоко поднявшими свои прямые спинки над длинным столом, сейчас покрытым крахмальной камчатской скатертью и уставленным приборами. Сначала Николай задержал взгляд на большой овальной люстре из бронзы и хрусталя, низко висящей над столом, потом подошёл ближе к абстрактному портрету кисти Бориса Мессерера и, наконец, остановился около качественно выполненной фотографии с рисунка Модильяни, одним росчерком запечатлевшего своеобычную красоту юной Ахматовой, которая звала его просто – «Моди». Видно было, что Николай чувствовал себя довольно непривычно, даже неловко в лёгкой игровой атмосфере домашнего праздника и, думаю, от смущения часто говорил невпопад.

– Как ты узнал, что у меня сегодня день рождения? – спросил я.

Николай усмехнулся:

– А ты кого ждал? Делегацию от благодарных женщин? Не слишком же ты наблюдателен. А надо бы! У меня, между прочим, тоже 19 декабря день рождения и день именин, и я тоже приглашён на праздничный ужин.

Он сделал небольшой поклон в сторону мамы, которая уже отвлеклась и теперь внимательно рассматривала, правильно ли накрыт стол. Видимо, вполне удовлетворённая, она сообщила:

– Мы ждём Ивана и садимся!

Мама ушла, а я взглянул на слишком вычурный костюм Николая сегодня, декоративная шнуровка которого явно намекала на гусарские мотивы, и добродушно заметил:

– Тролли не атакуют?