Сорин подходит к Майеру. Тот кашляет, Сорин стирает кровь, поднимает его повыше, возвращается к аппарату.

– Легочное кровотечение.

– Александр Матвеич! У меня здесь ваша жена, Антонина Платоновна. Просит трубку.

Сорин замирает перед телефоном. Лицо жесткое.

– Передайте, пожалуйста, Антонине Платоновне, что я сейчас занят. Спасибо, Лев Александрович, – и вешает трубку.

Пишет в истории болезни Майера: “Час ночи: отек легких, геморрагический (неразборчиво)”.

Тоня идет по коридору, подходит к лестничной клетке, ее не пускают из отделения. Она садится на пол, возле лестницы. Здесь она просидит до конца, не сказав ни одного слова.

Запавшие глазницы, изменившееся лицо Майера. Сорин накрывает его с головой простыней.

У Сорина сильный приступ кашля. Он набирает в шприц какую-то жидкость, колет себе в ногу…

…Горит костер. Его разложили во дворе больницы замерзшие солдаты.

– Лев Александрович! – докладывает старшая сестра Сикорскому. – В нашей бельевой заперли участкового врача со скорой, который был на вызове, но он ужасно скандалит… А этот, их главный, не велит выпускать его из бельевой.

– Пригласите, пожалуйста, ко мне капитана Соленова.

Входит капитан.

– Садитесь, пожалуйста, нам с вами надо обсудить один вопрос, – предложил Сикорский Соленову.

Тот не садится. Сикорский встает.

– Я слушаю вас, – служебно отвечает Соленов.

Субординация все же существует. Сикорский в переводе на язык шпал и ромбов все-таки поглавней капитана.