Мультиформы и живопись цветового поля

Трагедии Второй мировой войны, кажется, имели необратимые последствия для хрупкой психики художника. Его мечтой, которой не суждено было осуществиться, стало создание цикла полотен для музея, посвященного холокосту. На протяжении всей жизни в своих работах он стремился выразить глубину отчаяния и ужаса перед деяниями, на которые оказалось способным человечество.

В начале 1950-х Ротко вместе со второй женой Мелл Бейстл – протестанткой из среднего класса, младше его на 19 лет – отправился в поездку по Европе. Библиотека Медичи во Флоренции, построенная по проекту Микеланджело, оригиналы работ любимых художников – Рембрандта, Тёрнера и Матисса – стали для него источником вдохновения на многие годы вперед.

Но переломный момент произошел в Нью-Йорке, где в Музее современного искусства Ротко на несколько часов застыл перед картиной Матисса «Красная студия». «Когда вы смотрите на эту картину, вы становитесь этим цветом, вы совершенно пропитываетесь им», – объяснял он.

Ошеломительное влияние цвета стало толчком к экспериментам художника с цветовыми полями (критики также применяли к ним термин «мультиформы»). Постепенно выкристаллизовался фирменный почерк Ротко, которым он вписал свое имя в историю американского абстрактного импрессионизма.

Ротко никогда не стремился создавать работы, которые будут идеально смотреться в жилых интерьерах и бойко продаваться. Но вопреки всему ему удалось вписаться в конъюнктуру практически против собственной воли. Мода на беззаботный поп-арт в 1950-х и психоделическая революция 1960-х сформировали бурный спрос на яркие, а порой и кислотные картины Ротко. Его гонорары начали расти как грибы после дождя, одну из картин купил Рокфеллер, а галереи соперничали за право принять у себя персональную выставку художника.

Исторические параллели

Марк Ротко называл Рембрандта любимым художником и, по свидетельствам знакомых, даже считал великого голландца чем-то вроде своего альтер-эго, находя в его творчестве много родственного и созвучного. Не только живопись, но и сама жизнь Рембрандта являлась для Ротко источником для аналогий и «странных сближений»: оба были четвертыми по счету сыновьями в небогатых семьях и единственными среди детей, кто обнаруживал явный талант.

Обоим, как надежде семьи, родственники стремились дать прекрасное образование: и действительно, юный Рембрандт поступил в Лейденский университет, один из лучших в то время в Голландии, а Марк Ротко, благодаря своим блестящим способностям, стал стипендиатом Йельского университета. Оба, проучившись совсем недолго, бросили Лейден и Йель, сбежав соответственно в Амстердам и Нью-Йорк с единственной целью – посвятить себя искусству, и никогда не пожалели о роковой и рискованной перемене судьбы. Оба всегда отличались неуживчивым нравом и бескомпромиссностью натуры, приводящими к конфликтам с заказчиками.