Муст обвинялся в разбазаривании государственных фондов: премиального, а также так называемого секретного, из которого руководящие работники получали дотации для оплаты квартирных расходов, пособий на лечение, отдыха в санаториях и на курортах, покупки книг и обедов в специальных столовых[1189]. Государство оказывало помощь элите не по причине ее бедственного положения. В 1930-е годы материальное обеспечение советских руководителей было наилучшим в стране. Прошли времена, когда партиец на руководящей работе не мог получать больше средней зарплаты рабочего – пресловутый партмаксимум. Зарплата того же Муста составляла порядка 500 рублей в месяц, являясь одной из наиболее высоких в стране[1190]. В годы карточной системы первой половины 1930-х годов советская элита получала лучшие пайки по наиболее низким ценам. В иерархии распределения других материальных благ – квартиры, дачи, путевки, медицинское обслуживание, пенсии и т. п. – советская элита также занимала верхнюю ступеньку социальной лестницы[1191].

Дотации из секретных фондов и высокие премии являлись частью привилегий советской элиты, санкционированных центральной властью. Вина Муста и других проворовавшихся руководителей состояла в том, что они «не уложились» в разрешенную сумму. Так, в 1934 году Наркомвнешторг выделил на лечение руководства Торгсина 45 тыс. рублей. К октябрю эти деньги уже были истрачены, и Муст самовольно добавил в лечебный фонд еще 9 тыс. рублей. Из этих денег Муст взял себе огромную по тем временам сумму – около 6,5 тыс. рублей. Размеры премий и характер их распределения, по определению КПК, свидетельствовали «о прямом рвачестве» руководителей Торгсина. Секретарь парткома, председатель месткома, начальник финансовой группы получили более 4 тыс. руб. каждый, что равнялось их зарплате за восемь месяцев. Себе Муст выдал премию в размере пятимесячного оклада (около 3 тыс. рублей). Всего в 1934 году работники центрального аппарата Торгсина получили в виде премий, на оплату квартир, лечение и прочую помощь 349 тыс. рублей, из них около 245 тыс. рублей – по личному распоряжению Муста.

Торгсин, как и многие другие учреждения в период карточной системы, имел право самостоятельно закупать продукты для улучшения снабжения своих работников и расширения ассортимента торговли (децентрализованные заготовки)[1192]. Для этого в Торгсине существовал специальный денежный фонд и уполномоченный, некто Бурштейн. Деньги были отпущены немалые – более 79 тыс. рублей. Заготовили же незначительное количество мяса, яблок и овощей, да еще умудрились и убытки понести. Ясно, что деньги утекли в частные карманы. По показаниям Бурштейна, который, как утверждают документы, в ходе следствия сошел с ума и был отправлен в психбольницу, присвоенные средства оформлялись в смете как организационные расходы. Часть денег Бурштейн взял себе, но львиная доля фиктивных орграсходов – около 7–8 тыс. рублей – досталась Мусту. Никаких оправдательных документов для подтверждения орграсходов по децентрализованным заготовкам Правление Торгсина предъявить не смогло.