Кроме того, проворовавшиеся руководители Торгсина не были оппонентами советской власти или ее вынужденными и ненадежными попутчиками. Они участвовали в революции, защищали советскую власть в Гражданскую, затем представляли эту власть на своих постах. Эти люди были кровь от крови, плоть от плоти существовавшей системы. Они и были сама власть. Муст – потомственный рабочий-железнодорожник, участвовал в революционном движении с 1905 года, социал-демократ с дореволюционным стажем, комиссар в годы Гражданской войны, после ее окончания налаживал работу на крупнейших железных дорогах страны. За все время пребывания в партии он никогда «не отклонялся от генеральной линии», не привлекался к партийной ответственности, не подвергался административным или судебным наказаниям. Кто знает, не окажись он в Торгсине с его валютными соблазнами, может и дальше продолжал бы верно служить. В своем письме Сталину Муст заверял, что не хотел идти на работу в Торгсин, так как это – не то дело, которое он знает и любит, он – производственник и хотел продолжать работать на транспорте. Муст просил Сталина использовать его «по назначению» и за допущенные ошибки послать работать мастером цеха.
В своем письме Муст ни разу не назвал истинные мотивы совершенных им проступков – рвачество, жадность, корысть, слабоволие. Расхищение государственных средств он именовал «премированием в повышенном размере лучших работников-ударников за перевыполнение планов». Огромную сумму, взятую из фонда, предназначенного для лечения руководящих кадров, Муст назвал «поздней сдачей остатка имеющегося у него спецфонда». Фиктивные расходы по децзаготовкам проходили в его письме как «утвержденные без документов орграсходы», а свою долю вины в разграблении кабинета фирменных образцов Муст видел лишь в том, что «недостаточно оформлял выдачу образцов парфюмерии». Как истолковать эту словесную мимикрию? Была ли она сознательным враньем или искренней убежденностью в своем праве? Другими словами, осознавал ли Муст, что из революционера превратился в казнокрада и, прикрываясь благообразной фразеологией, сознательно врал, чтобы спасти свою жизнь? Или его заявления были искренни, и Муст был убежден (и убеждал Сталина), что по-прежнему остается коммунистом и ничего преступного не совершил?
На мой взгляд, последнее верно. Муст чувствовал себя частью руководящей элиты и поэтому считал, что имеет право на большее, чем простые обыватели. Его отношение к советской власти было утилитарным: «я тебе отдал годы жизни, ты мне дай привилегии и прости ошибки». Похоже, он искренне считал, что с ним поступили несправедливо и жестоко: «Мой жизненный путь, моя преданность партии и ее ЦК говорит, что нельзя меня бить до бесчувствия и что