Вместе с тем исследования «постревизионизма» заставляют задуматься о соотношении общего, особенного и уникального в феномене сталинизма. Признание универсальности процесса развития современного государства, который шел в мире после Первой мировой войны, и представление советского социализма частью этого процесса, в современной историографии порой граничат с отрицанием уникальности советского опыта. Известный американский историк Питер Холквист, например, считает, что развитие государственных институтов, занимавшихся сбором детальной и массовой информации о населении, не было лишь советским явлением или уникальной чертой сталинизма, а представляло общую европейскую тенденцию, функцию современной политики. Сталинский режим предстает, таким образом, вариантом государства национальной безопасности (national security state), основанного на новых принципах управления, суть которого состояла в переходе от управления территориями к управлению людьми. В отличие от прежних систем государственного управления, сбор массовой информации о населении в ХХ веке был вызван задачами обеспечения национальной безопасности государств в условиях постоянной угрозы тотальной войны, а также просветительской миссией государств по созданию национального сообщества, поощрения желанных для власти типов социальной идентификации, форм самовыражения населения и пр. Холквист не видит в советском опыте исключительности и уникальности на том основании, что все ведущие государства того времени использовали схожие методы сбора информации о населении. Он рассматривает советский опыт как специфическое проявление общеевропейской тенденции. Советская специфика состояла в том, как власть использовала новые методы управления и в каких целях. Однако, говоря о советской специфике (масштабы эксперимента, классово-идеологический подход, политизация всех сфер жизни, и особенно использование государственной системы сбора информации о населении для осуществления масштабного проекта построения социализма и создания нового типа человека), Холквист, вопреки своему главному тезису, показывает именно уникальность советского эксперимента, так как он был первой и в тот период единственной попыткой осуществить столь грандиозный проект. Не ставя под сомнение значимость тезиса об универсальности идущих в мире глобальных процессов, хочется указать на опасность нарушения разумного баланса и потери исторической специфики, уникальности и аномальности в феномене сталинизма, в котором «общеевропейская тенденция» приняла столь радикальный и трагический оборот[1391].