Столкнувшись с таким отпором, правительство сочло, что все возможности мирного выхода из кризиса исчерпаны, и 1 января нового 1649 г. отозвало из Счетной палаты декларацию о займах.

Теперь война становилась неизбежной, но парламентарии этого не поняли, говорили о возобновлении ПСЛ, готовились к обсуждению выводов своей комиссии о нарушениях Октябрьской декларации; общее собрание было назначено на 9 января.

Сторонникам войны оставалось только уговорить Гастона, и это оказалось не очень сложным. Слабохарактерный принц мог упрямиться, когда нужно было решиться на энергичные действия, но на долгое сопротивление был неспособен. 4 января королева, Мазарини, Конде и другие, посвященные в замысел министры, посетили его в Люксембургском дворце и убедили согласиться с отъездом двора и его самого из Парижа и началом блокады столицы. Особая заслуга в этом принадлежала любимцу Гастона аббату Ларивьеру, недавно введенному в состав Узкого совета.

6 января был праздник Богоявления, во Франции известный под народным названием День Королей (в честь святых царей-волхвов, принесших дары новорожденному Иисусу). Вечером накануне этого дня в домах накрывались столы, выставлялся большой пирог с запеченным в него бобом, и тот, кому этот боб доставался, становился «королем» или «королевой» праздника. Царило беззаботное веселье, раздавались громкие возгласы: «Король пьет!»…

Но ранним утром Дня Королей ошеломленные парижане узнали, что в городе уже нет короля.

* * *

Около 2 ч. ночи 6 января король, его брат, королева, Мазарини и другие, посвященные в план, придворные и министры с небольшим эскортом покинули Пале-Рояль и беспрепятственно выехали из ворот Сент-Оноре, никем в эту праздничную ночь не охранявшихся. За воротами к ним присоединились со своими свитами Гастон, Конде и Конти; двор переехал в Сен-Жермен-ан-Лэ. Среди выехавших были Сегье, Ламейрэ, Летелье, Ларивьер… Анна испытывала радостное, лихорадочное возбуждение. «Я никогда не видела человека в таком веселье, — пишет в "Мемуарах" дочь Гастона мадемуазель де Монпансье. — Даже если бы она выиграла сражение, взяла Париж и велела повесить всех, кто ей не нравился, то и тогда она не была бы такой веселой»[632]. Королева была убеждена и говорила при отъезде, что вернется в столицу через неделю.

Перед началом кампании при дворе обдумывали планы военных действий. Мемуаристы сообщают, что обсуждался даже план безжалостной бомбардировки столицы. Наиболее логичное и связное его изложение содержится в «Мемуарах» главного гардеробмейстера Монгла[633]. Автором этого плана он называет Конде.