«Надо было сказать да, — сказал Джордано. — Я без конца путешествовал — мысленно».

«Ага, — сказал доктор без улыбки. — Мысленно».

Его лекции по астрономии начинались достаточно просто, сферическая геометрия, колюры и экваторы, это Джордано не очень легко давалось, затем он начал пересказывать Чекко, и посещаемость улучшилась. О нем заговорили. Уже через несколько месяцев, зайдя в его маленькую комнату, врач сказал, что ему лучше будет немедленно уехать.

«Почему?»

«Путешествия расширяют кругозор, — сказал врач. — В том числе и те, которые совершаются не только мысленно».

«Но...»

«Вас заметили, — сказал врач. — Наш городок не часто удостаивается внимания Святой Палаты. Но вас заметили».

«Я всего лишь говорил правду, — произнес Джордано, вставая. — Правду!»

Врач поднял руку, чтобы он успокоился.

«Лучше всего отправиться после захода луны, — сказал он. — Я приду и разбужу вас».

Опять спящий дворик, опять котомка с хлебом, кошелек с монетами, книга. Ночь. Переход через границу. Мир оказался полон опасностей, и все они грозили молодому пешеходу с монашеской рясой в сумке и полной идей неугомонной головой.

На юг ему было нельзя. К северу, в Миланском королевстве, принадлежавшем Испании, не дремала инквизиция, и поперек каждой дороги, куда бы ни подался Джордано, стоял испанский солдат tercio[266], ухмыляющийся и, вероятнее всего, пьяный. Джордано всю жизнь знал tercio, смеялся над ним в родном городе в комедии «Capitano Sangre y Fuego», «El Cocodrillo»[267], это вечный бахвал и солдафон с бешеным нравом, подчиняющийся лишь правилам своей испанской чести, всему остальному миру непонятным, да Католической Церкви, каждую нравственную заповедь которой он попирал. Убивать еретиков, а при необходимости их слуг и детей, а себе на пропитание их быков и гусей — вот для чего жил этот tercio, чтобы потом пить, лгать и — на свой манер — любить женщин. Миланские девушки сидели в наглухо закрытых домах, не выходя даже к мессе.

Так что сеньор Бруно (с новым мечом на боку) отправился на запад, огибая границы Милана, к Турину, в Савойское королевство: оно, так же как Милан, принадлежало Габсбургам (по крайней мере, не испанцам), отпав к Священной Римской империи, когда старый Карл разломил огромное наследство надвое, отдав половину Филиппу Испанскому, а половину — Максимилиану Австрийскому[268]. В Турине Джордано преподавал детишкам латинскую грамматику, пока ему это не надоело окончательно; тогда он упаковал книги, бумаги и одежду и, спасаясь от родителей, уплативших ему вперед, пристроился на лодку с грузом альпийской древесины, спускавшуюся по течению реки По. По текла на восток, в Венецию. Туда отправился и Бруно.