Понятно, что мы говорим об идеальной конструкции, которая в действительности имеет различные степени отклонений. Но даже в худших своих образчиках империя неизменно предлагала высший тип по сравнению с культурой иных народов, не входящих в состав титульной нации. Да, история закрепления Англии в Индии и Пакистане едва ли напоминают рождественские истории. Но нельзя забывать и того, что только благодаря английской культуре были искоренены многие ужасающие местные традиции, связанные в том числе с человеческими жертвоприношениями. И рождение Индии и Пакистана как самостоятельных государств произошло на пеленках цвета британского флага.

Аналогичные примеры можно привести из истории испанских и португальских колоний, французских экспедиций в Африке и германских колониальных владений. Во всех без исключения случаях влияние христианской, европейской культуры было чрезвычайно благотворным для местного населения. Как бы это ни звучало банально, имперская политика ведущих держав раскрыла двери для еще вчера диких народов в европейскую цивилизацию, создала предпосылки для бурного роста местного творчества и национального самосознания.

Да, известны сотни примеров агрессивного сопротивления этносов, ни при каких обстоятельствах не желавших ассимилироваться с титульной нацией и отказываться от своих обычаев. А потому уже выпадающих из политической сферы данного государства и своими поступками подписывающихся под актом нелояльности к действующей власти. Но в таких ситуациях империя обычно отставляла в сторону культуру и проявляла силу, понимая, что легкомысленное игнорирование опасности неизбежно приведет к подрыву имперской идеи и разрушению имперского быта.

Сказанное позволяет понять, почему после крушения Западной империи европейцы почувствовали неожиданную пустоту, которую срочно нужно было заполнить, и ощутили шаткость своих прав, которые ранее обеспечивало, хотя и не идеально, имперское правительство. Нечто подобное происходило и в 1453 г. после падения Константинополя, которое современники воспринимали как вселенское бедствие, конец света.

Эпоха постнаполеоновских войн представляла собой настоящий парад национализма. Национальное сознание проснулось повсеместно, чтобы, ощутив свою индивидуальность, с редкостным рвением начать делить территории поверженного колосса. Немецкие философы с присущим им методизмом и научностью торопились обосновать абсолютное право на существование национальных политических союзов, а Пруссия постепенно стягивала вокруг себя карликовые государства соседей, дабы в скором времени явить миру другую империю – на этот раз Германскую. Австрия Габсбургов разрывалась изнутри, вынужденно уступая часть суверенитета «политическим провинциалам», к которым относила венгров, сербов, хорватов и иных инородцев. Но и это не спасло ее от быстрого политического дряхления, ведшего к неминуемой и скорой гибели. В общем, неожиданно Европа оказалась на краю «вечной войны», которая пришла вместо обещанного И. Кантом (1724—1804) «вечного мира».