– Ты не имела права! Я был профессиональным тренером! – Стэн возвышался над ней, но она его не боялась, ее обуял отчаянный задор – треснувшая скорлупа их брака наконец раскалывалась, как кокосовый орех. Она хотела выпустить наружу все. Сказать наконец то, что всегда хранила в душе.
– А как насчет моей профессии? – Джой стукнула себя кулаком в грудь. – Как же я? Что с моей карьерой? Моей жертвой?
– Твоей жертвой? – Изумление Стэна было сродни публичному унижению.
Как будто ей было чем жертвовать? Она ничего не стоила: ни улыбки от продавца из мини-маркета, ни телефонного звонка от детей.
– Я пожертвовала теннисом ради тебя. – Джой наконец произнесла это вслух.
Все годы брака эта мысль сидела в ней, никогда не добираясь до кончика языка и даже не всплывая в глубине сознания, но угнездившись прямо в центре груди, под ключицами, между грудей, прямо в том месте, по которому она продолжала ударять кулаком снова и снова.
Она никогда не ждала от него благодарности, только признания. Хотя бы раз. Потому что в противном случае какой смысл во всей ее жизни? Во всех этих отбивных из баранины, приготовленных на гриле? Во всех этих спагетти болоньезе? Бог мой, она ненавидела спагетти болоньезе! Вечер за вечером, тарелка за тарелкой. Стирка, глажка, мытье полов, подметание, вождение машины. Тогда ее не возмущало все это, но теперь каждый шаг вызывал ненависть, каждая чертова баранья котлета!
– Джой, я никогда не просил тебя от чего-то отказываться, – тихо произнес Стэн.
– Если бы ты захотела, то сделала бы это, – добавил он.
Злость пропала из его голоса. Джой видела, как на него находит это знакомое смертельное спокойствие. Он устранялся из ситуации – сперва ментально, а затем физически.
Она знала, что последует дальше, что следовало всегда. Миг – и она останется одна в этом безмолвном доме со своими мыслями и сожалениями.
– Если бы ты действительно этого хотела, тебя ничто не остановило бы.
Она не могла говорить.
А потом он выложил свой последний, убийственный аргумент: