Первое чувство, какое она испытала, увидев Ирину Вожевицкую, походило больше всего на зависть. Ей нравились черные волосы Ирины, тронутые поспешной сединой, нравилась глубокая посадка глаз, светлых, лучистых, чем-то постоянно изумленных. Невольно привлекали внимание свобода, естественность и удивительное соответствие речи и жестов.

Знала Инесса, прекрасно знала и свою цену, и цену Ирины. Была достаточно умна, чтоб не обольщаться на свой счет. И все же…

Не так давно, расхвалив Юрию по всем статьям его собственную жену, она не без умысла упрекнула его в элементарном невнимании к Ирине. В ответ она услышала нечто необычное: «Скульптура, памятник. Ты не пробовала жить с памятником?» Немножко позже она узнала, что эти слова принадлежали известному московскому поэту, а в ту минуту она была ошарашена и восхищена. Поняла: кроме изящества, тонкого ума, чувства меры бывает еще изюминка, против которой и стойкому мужчине устоять нелегко. Инесса подумала, что бог не обидел ее этой изюминкой, на нее и уповала, полагая, что зрелый мужчина не может не оценить это достоинство. Она теперь точно знала, что влекло к ней Юрия. Одного не могла понять — почему он медлит, почему ждет чего-то.

Неужели она переоценила свою изюминку?

Вопрос свой она повторила мне дважды, и оба раза я промолчал. Если б дело касалось меня, я, должно быть, ответил бы сразу, хотя говорить неприятные слова да еще красивой женщине-однокашнице никому, конечно, не хочется. Но от меня, как я понимал, ожидался ответ за Юрия, и тут я, разумеется, не мог вымолвить ни слова даже красивой женщине. Нежданно обрушилась на меня незнакомая жизнь вроде бы хорошо знакомой женщины, и я едва поспевал усваивать ее зигзаги. В редкие минуты, когда я мог хоть чуть-чуть поразмыслить, на ум мне приходила Раиса с ее завидным женским чутьем. Она едва глянула на Юрия и на Инессу и сразу же узрела прямехонькую нить, протянувшуюся меж ними. Ей не удалось углядеть, из чего и как эта нить скручена — из хлопка, из шерсти или же из искусственного волокна, входившего в моду, с первого взгляда это, наверное, и не разглядишь, — но она простым глазом обнаружила то, что я не увидел бы и в троекратный бинокль.

Мое молчание Инесса поняла по-своему. Допив остывший кофе, она мило улыбнулась и еще милее повела глазами, напоминая о позднем часе.

На улице посвежело, Инесса крепко взяла меня под руку, и вскоре мы примкнули к очереди за такси. Нам повезло: большая компания молодых людей, стоявшая перед нами, умудрилась вместиться в две машины, подкатившие одна за другой. Не замедлила подойти и третья, наша. Инесса жила неподалеку и почти по пути, и мы условились, что я ее подвезу. На повороте ее изрядно бросило в мою сторону, на мгновенье она всем телом прильнула ко мне — может быть, чуть дольше, чем на мгновенье, — и сразу же отодвинулась. Я, конечно, почувствовал это ее движенье, как, разумеется, и то, первое, хоть оно и длилось самую малость, но взял себя в руки и виду не подал, так было лучше — по крайней мере, для меня.