— А вдруг?

Она, помнится, пристально на меня посмотрела и тихо, с легким укором выговорила:

К этому разговору мы не возвращались целых три года и, возможно, не возвратились бы, если б не вспышка ревности у Юрия. Раисе, я чувствовал, по душе пришлась эта вспышка, и мне ничего не оставалось, как признать свою причастность к ней.

— Ты просто молодец, — сказала она, оживившись. — Юрия твоего будто подменили. Образцовый муж. Не мог ли бы ты нечто подобное внушить себе?

— Чтоб было надежнее?

— И приятнее, — ответила она.

Что ж, придется внушать и себе, а заодно преодолевать новый барьер времени.

Более трех лет, пока я служил в Америке, о жизни Климовых приходилось узнавать лишь из писем Ирины к Раисе. Долгая разлука не притупила их дружбу, а наоборот, разожгла и скрепила. Другую подругу Раиса не могла найти во всей Америке. Они писали друг другу довольно часто, делясь самыми сокровенными думами. Ирина много и охотно рассказывала о сыновьях, а о муже от письма к письму — все меньше и меньше. Юрий по-прежнему оказывал ей все знаки внимания, но она теперь видела в них лишь привычку. Может быть, и милую, но привычку, не более. А в одном из последних писем поведала следующее: у нее с каждым днем крепло ощущение, что Юрий собирал эти знаки внимания, чтобы однажды, в подходящий момент, лавиной обрушить их на нее. Ирина даже в запальчивости не бросала слов на ветер, и это ее письмо повергло нас в уныние, в первую голову — Раису.

Любую незадачу Ирины мы принимали близко к сердцу, как если бы это была наша собственная.

— Ну и гусь этот твой Юрий, — говорила рассерженная Раиса. — Как ты думаешь, может быть, все-таки, другая женщина? Может быть Инесса?

Я пожал плечами, хотя это ощущение преследовало и меня. Сердце у Раисы было прозорливое, я убеждался в этом не однажды, подивился и теперь. Догадку свою она высказала довольно определенно, а я оттого и не делился своим ощущением, что оно было расплывчатым, смутным.

Возвратившись в Москву, Раиса на другой же день навестила Ирину. Сдержанная, немногословная, Ирина на этот раз расчувствовалась и разговорилась.

— У нас что бы ни случилось, мы у себя дома. Свои стены, свой воздух. Дети помогают, мама, друзья. Прошел вчера дождик — и на душе легче. Утром включила приемник — полились волжские мелодии, вспомнила вас с Федором — и сама запела. А вот вы как там, в этой Америке? Речь чужая, облака чужие, вся жизнь чужая. Будто на иной планете. Представить себе не могу, как бы я там обитала. Что мои горести в сравнении с этим?

— Горести твои тоже не шутка, — сказала Раиса. — Мы с Федором…