Митя Голубев и погиб из-за своего золотого сердца. Погиб на чужой земле, когда в дверь уже стучалась победа. Он шел с двумя матросами по набережной чужого города, только что занятого советскими войсками, и разглядел в мутных балтийских волнах недалеко от берега тонувшего человека. Он тут же бросился в море — раздумывать было некогда — и скорыми саженками поплыл на помощь. Пуля настигла его в минуту, когда он вытолкнул на берег перепуганного немецкого мальчугана. Митя упал в воду и больше не встал. Ни один дикарь не поднял бы руку на человека, спасавшего жизнь ребенка. Но тут стрелял фашист…

Потом они вспомнили блокаду, не могли не вспомнить. Тяжело было в те дни, а вспоминалось без труда, охотно. Вернее, это Жичину вспоминалось охотно. Неверов же только поглядывал на него да слушал. На память приходили бомбежки, артиллерийские обстрелы, страх и радость победы над страхом. Это были мгновения, минуты, иногда часы. И все же это были эпизоды. Одно лихо длилось целую зиму — голод.

В сравнении с цивильным людом моряки жили сносно: на корабле было тепло, была вода, табак, хлеба выдавали по триста граммов на день. Правда, хлеб этот лишь назывался хлебом. Муки в него клали ровно столько, сколько требовалось фиолетово-зеленой массе древесной коры и гнилой картошки придать форму каравая. Но и такой хлеб был великой радостью.

Однажды в зимние сумерки, во время командирской учебы, друзья-лейтенанты усердно делали вид, что поглощены занятиями, а мысли их оставались в райкоме комсомола, где они пробыли целое утро и вернулись на корабль лишь к началу учебы. Перед ними неотвязно стояли два изможденных малыша, оба лет четырех-пяти, которых привела девушка-воспитательница. Детсад собирались эвакуировать, как только спадут морозы, но ребятишки нуждались в поддержке сейчас, иначе эвакуация могла не потребоваться.

Едва в занятиях выдалась пауза, лейтенант Голубев попросил разрешения сказать несколько слов. Детям надо было помочь во что бы то ни стало, и выход он видел единственный: передать им часть пайка из командирской кают-компании. Он так сказал: двухсот граммов хлеба ему хватит, чтобы поддержать в себе силы, необходимые для исполнения боевых обязанностей. С ним первым согласился лейтенант Неверов, хотя в райкоме он не был и изможденных детей не видел. Жичин тоже высказался за самую быструю подмогу детям. Потом и остальные командиры присоединили свою готовность помочь ребятишкам. На другой день малышам в детсаде стало полегче, а корабельным командирам, как и следовало ожидать, заметно потуже.