Добить второй батальон немцы не успели.

— Корпусной артиллерии огонь! — командует Никитин, успокоившийся после разговора с обожаемым атаманом.

Тяжёлые 203-миллиметровые гаубицы, каждый снаряд которых весит центнер, являются стратегическим ресурсом любого соединения. Их залпы совместно с рокотом полутора дюжин дивизионной артиллерии, обычных 76-мм пушек, враз отрезвляют наступающих немцев.

Возникает напряжённая пауза, во время которой остатки второго батальона заменяются резервной частью. Немцы почему-то резко останавливаются. Опять-таки только по истечении пары месяцев советское командование получило опыт и более глубокое знание противника. Немцы никогда не наступали на том участке фронта, где замечено присутствие корпусной артиллерии.

Бой не кончается. Стихнув на поверхности, он разгорается в небе. Через пару дней это станет привычным. Прилетают юнкерсы и начинают бомбить, вокруг летает «горбач» (самолёт-разведчик), вынюхивая, откуда били тяжёлые гаубицы. Через минуту их всех вычищает свора ишачков и чаек, которая, успев уронить на землю один-два лаптёжника, сцепляется со стаей мессеров.

Сценарий с разной степенью успешности пытаются менять в свою пользу обе стороны. Сегодня это удаётся ребятам Копца. Эскадрилья ишачков паслась неподалёку, прячась на фоне лесов. Когда бой эскадрильи чаек с восемнадцатью мессерами разгорается и смещается в нашу сторону, в пылу преследования асы люфтваффе пропускают удар сзади. Пришлось платить двумя самолётами, сразу сравнявшими счёт. Кого-то ещё успевают взять на таран, только после этого мессеры уходят вверх и затем к себе домой. Драться в меньшинстве сумасшедших среди них нет. Счёт 3:3 в нашу пользу. В нашу, потому что есть один уцелевший лётчик. И такой результат, с учётом мастерства опытных асов люфтваффе, для наших ВВС очень хорош. Жестоко звучит, но размен нашего молодого лётчика с налётом хорошо в тридцать-сорок часов на аса с двухлетним опытом и счётом в пару десятков сбитых самолётов это покупка золотого царского червонца за один советский рубль.

На следующий день, когда 11 авиадивизия потеряла сразу пять самолётов, у Никитина происходит неприятный разговор с комдивом.

— Иван Семёныч, ты меня скоро совсем без крыльев оставишь. Я уже полутора эскадрилий лишился, — голос полковника мрачен.

— А шо я могу сделать, Пётр Иваныч? — характерно гэкая, спрашивает Никитин. — Мои танки не летают. Не будете летать, меня затопчут.

— Запроси подкреплений…

Это командарм сделать мог. Он звонит Копцу, тот Рычагову, сгребающему себе все ресурсы, и ставит перед фактом: пришло время делиться. Рычагов энтузиазма не проявляет.