Но у Питера их не оказалось.

Не было их и в «Тадже»; она не нашла их ни за столиком у воды в «Си Лаундже», ни в почти пустом баре или в еще более пустом ресторане. Номер Люк тоже не снимал.

— Вы уверены? — спросила она у служащего за стойкой.

— Вполне, мемсаиб, — ответил тот, подавив зевок.

Хмуро поблагодарив его, Мэдди вышла из отеля. Не удостоив вниманием выстроившиеся возле главного входа блестящие кабриолеты и кареты, она попросила портье кликнуть другого рикшу. Она чувствовала себя спокойной и уверенной. Пока. И даже, тщетно попытав счастья во множестве других мест, душевного равновесия не утратила.

Мэдди поехала к отелю «Уотсонс» и обыскала тамошний бар и рестораны, не заботясь, что разгоряченная, возбужденная и запыхавшаяся женщина невольно привлекает к себе взгляды служащих и засидевшихся гостей. («Пусть себе смотрят», — думала она.) Но там Люка тоже не оказалось. Тот же результат ждал ее в других более-менее приличных городских заведениях. Все они уже закрывались. Даже яхт-клуб (о, как мучительно было возвращаться туда!).

Паника накрыла Мэдди в «Джимхане». Обыскав все укромные уголки и закоулки — бильярдную, верхний бар, нижний бар и даже обрамленные пальмами спортивные лужайки, она замерла у обрамленного кустами входа, сжав липкие ладони и скрипя зубами от страха и досады. Где же он? Где?

В голову ничего не приходило. Оставалось только одно место, где еще можно было посмотреть. На этот раз она пошла пешком, пренебрегая опасностью быть замеченной одной в столь поздний час. Мэдди приказывала себе не надеяться и ничего не ждать. «Смысла нет. С какой стати ему быть там? Его там не будет. Точно не будет».

Она думала, что поверила собственным заверениям. Что убедила себя.

И тем не менее, добравшись до прежней квартиры Люка и найдя ее такой же брошенной, а ставни закрытыми, она разрыдалась — рухнула последняя надежда. Мэдди переводила взгляд с темных окон на запертую дверь, не пытаясь сдерживать слезы. Она проглатывала их на протяжении долгих часов, предшествовавших изнурительным и безуспешным поискам. Теперь у нее нещадно болела лодыжка, и рыдания вырывались из груди. Давясь слезами, Мэдди опустилась на ступеньки, которых он тоже когда-то касался, и уронила голову на руки. Она ужасно — больше всего на свете — жалела, что не побежала к нему сразу, как увидела на веранде, не убедила остаться.

— Где же ты? — снова и снова обращалась она к пальмам. — Куда ты ушел?

Она не знала, сколько так просидела. Ее не занимал ни ход времени, ни постепенно стихающий к поздней ночи шум улиц. Но постепенно рыдания утихли, слезы высохли. Так всегда и бывало. Мэдди неуверенно поднялась на ноги, прижала пальцы к припухшим скулам и, немного припадая на больную ногу, отправилась домой.