Он облизнул обветренные губы. На них еще чувствовался вкус ее поцелуев. Он еще ощущал ее запах. Она осталась такой же, как прежде: голос, улыбка, смех, жесты… Ради возвращения к ней стоило бороться с проклятой памятью каждый миг на протяжении всех этих лет. Стоило бы сделать больше, гораздо больше.

Если бы пришлось, он приложил бы еще больше усилий.

Не в силах больше смотреть на виллу Гая, на ее темные окна, на увившие ее ползучие растения и пустые балконы, Люк повернулся к дороге. Думать, что Мэдди сейчас там, было выше его сил. Машины Гая на подъездной дорожке не было. Этим Люк и утешился. По крайней мере, можно не изводить себя тем, что в эту минуту Гай грустно пеняет жене за ночную отлучку или смешит Айрис, а девочка отвечает ему своим звонким голоском, который он, ее отец, слышал только в своем воображении.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, Люк неторопливо зашагал по дороге, но не вниз, в долину, а наверх, к дому родителей Мэдди, хоть он и не спал с тех пор, как проснулся предыдущим утром на корабле, и потому отчаянно хотел пойти прямиком в свою прежнюю квартиру, броситься на мягкий матрас и подремать, пока солнечные лучи безмолвно льются сквозь ставни, а с моря долетает соленый ветерок. Но перед тем как отдохнуть, он хотел увидеть мать Мэдди и сказать ей, что знает (в этом он не осмелился признаться Мэдди) о письме, которое Диана написала Элис еще в 1916 году, — о короткой записке, повествующей, что, навещая мужа в Пятом королевском госпитале, Диана видела там человека, очень похожего на Люка.

«Я бы снова приехала лично, абсолютно точно приехала, если бы Элис не была так уверена в том, что Люк не мог выжить, — написала Диана Арнольду, когда прислала снимки. — Она заставила меня поклясться, что я не дам ее дочери и его жене Мэдди ложной надежды. Что тут можно поделать? Я полагаю, за это винить Элис нельзя».

Люк так не считал.

Сначала.

Он был до предела зол на Элис. Бесконечное количество дней, месяцев и лет он, пока родители оплакивали его, пока Мэдди горевала, сидел в одиночестве и ждал возвращения памяти. Но им всем не пришлось бы проходить через эти муки, если бы только Элис что-нибудь предприняла сама или рассказала бы Мэдди.

Но в конечном итоге доктор Арнольд переубедил Люка.

— Вы знаете, сколько писем мы тут получаем от родственников? — поинтересовался он. — Сотни. Да больше, чем сотни. Родные умоляют сообщить им, нет ли здесь их сыновей или мужей, — глаза доктора за стеклами очков сосредоточенно смотрели на Люка. — Их надежда, — он махнул рукой в сторону письма Дианы, — эта ложная надежда, которой опасалась Элис, — пытка для них.