Светлый фон

Элис не пыталась защищаться. Ей было нечего сказать в свое оправдание.

И от этого понять доброту Люка стало еще сложнее.

— Ничего сложного, — сказал Ричард с убийственным презрением. — Он любит нашу дочь, — еще один жесткий взгляд. — Вот это и есть любовь.

— Мне известно, что такое любовь, — всхлипнула Элис и на сей раз не смогла сдержать слез. Ее убило наповал то, что он мог подумать иначе.

— Неужели? — устало бросил он.

Элис хотелось крикнуть: «Да, известно! Это мое отношение к тебе, к Мэделин и Айрис…»

Но прежде чем она это сделала, Ричард развернулся на каблуках и вышел.

Похоже, он не желал этого слышать.

В то утро он не сказал ей больше ни слова. Пойти в церковь тоже не предложил. И даже дверь автомобиля, когда они отправлялись за Мэделин и Айрис, чтобы привезти их к себе на обед, он открыл молча. Весь короткий путь до виллы Гая он смотрел только на дорогу, а останавливая машину, глубоко вздохнул.

Мэделин вышла им навстречу. Вид у нее был усталый. Элис чувствовала себя так же. Темно-синее платье и шляпка-клош подчеркивали бледность Мэделин. Элис не знала, почему дочь выбрала этот цвет. Обычно она не надевала темное.

Возможно, настроение.

Элис предположила, что ее встреча с Люком прошла не совсем так, как он на то надеялся. А может быть, Мэделин расстроило то, что произошло после этого на вилле?

«Нет, — Элис мысленно потрясла головой, — довольно гадать. Так ты сойдешь с ума».

— Здравствуй, милая, — обратился Ричард к Мэделин. В его голосе звучали доброта и чуткость, резко контрастировавшие с холодностью, которую он все утро проявлял к Элис.

— Можно мы не будем ничего обсуждать? — попросила Мэделин, обнимая отца. — Айрис, кажется, опять сама не своя, и я не хочу испортить ей еще один день.

— Можешь на нас положиться, — ответил Ричард.

— Конечно, — кивнула Элис. Она и сама не собиралась этого делать. В ней говорила годами выработанная привычка молчать, если что-либо трудно передать словами.

— Спасибо, — ответила Мэделин с усталой улыбкой.

Элис попыталась улыбнуться в ответ. Она обнаружила, что не может смотреть в глаза дочери. Ужасный секрет, который она хранила в себе, и необходимость признаться в нем были тому причиной.

Поэтому Элис посмотрела на дом.