Пиксанов рассматривает (по щедрому счету) шестилетие, прожитое Грибоедовым после окончания «Горя от ума», как целостный период. Фактически он очень пестрый. Суровый приговор исследователя был бы справедлив, если б после «Горя от ума» все шесть лет были полностью потрачены на литературные поиски – без веской отдачи. Но грибоедовские шесть лет вместили попытку напечатать «Горе от ума», а дальше действительный духовный кризис (но уместившийся в полгода), потом 14 декабря и полгода грибоедовской гауптвахты (она далеко не Дом творчества). Позже на волне военных успехов дипломатическими стараниями Грибоедова был заключен выгодный для России Туркманчайский мир с Персией. А творчество и в таких условиях не оставлено.

Качество «Горя от ума» Грибоедов проверил путем чтения в разных обществах. Отрывки из «Грузинской ночи» автор читал (наизусть!) на званых обедах в 1828 году. Таких чтений было несколько. На одном из них присутствовал Пушкин. Так ведь они три месяца триумфального пребывания Грибоедова в столице снимали номера в Демутовом трактире: не может быть, чтобы не общались. К сожалению, Пушкин не упоминает о «Грузинской ночи» и очень скупо пишет о встречах в 1828 году в «Путешествии в Арзрум» – не из опасения ли навредить репутации автора, чья комедия еще не была опубликована и не увидела сцену? Концовка очерка о Грибоедове в «Путешествии…» кажется бессердечной: «Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна». Но тут говорит приверженность Пушкина к стоической этике: «Не радуйся нашед, не плачь потеряв». (Пушкин стоически встретил и свою смерть. Никаких сетований на то, что чего-то не успел. А что успел сделать – был уверен: это прах переживет).

Сначала скажем о том, что идет не в пользу произведения, которое оказалось итоговым. Как и «Горе от ума», «Грузинская ночь» сочетает говорную структуру и интригу. Как раз в силу безрезультатности моленья доброму началу персонажам и приходится прибегнуть к изощренной интриге, да еще с участием специализирующихся на таких действиях существ. В построении пьесы говорному составляющему принадлежит приоритетное место. Поскольку нам доступны только небольшие фрагменты произведения, такое утверждение не может выйти за рамки предположения, и все-таки его уместно сделать, поскольку даже по фрагменту можно чувствовать весомость прямо выраженного идейного начала.

В «Грузинской ночи» выдвижение в основу говорного начала не обошлось без потерь. В «Горе от ума» Грибоедов проявил себя мастером портретного изображения, как индивидуального, так и группового. В «ночной» драме в центре поставлены два героя, и оба лишены человеческой индивидуальности; это символы, властелин и рабыня (заметим: по-прежнему герои-антиподы).