Во вторник Роман снова пошел в универ, но Волков опять не появился. Однако это не помешало Роману остаться до конца лекций, потому что дома делать было нечего, а в универе была грустная Маша. Она больше не смотрела в его сторону и выглядела так, будто у нее что-то случилось. Роман убеждал себя в том, что дело в ссоре с Волковым, потому что не желал даже на миг допускать мысли, что причина может быть в его дурацком СМС. Первоначальный план трещал по швам.

Сейчас, когда он сидел один и можно было смотреть в сторону Маши без опасений вызвать недовольство Юлы или взбесить Волкова, Роман не мог ничего с собой поделать. Как будто его совесть, успокоенная обратным билетом и решением непременно слетать к Юле во Флориду, когда страсти поулягутся, капитулировала и позволила Роману делать почти все, что ему захочется. А ему хотелось смотреть на Машу.

Вдруг оказалось, что месяцы намеренного игнорирования пространства вокруг Волкова, в котором неизменно находилась Маша, не уберегли его от того, чтобы столько всего о ней узнать. Например, она не всегда хмурилась от досады. Иногда она делала это от неловкости. Еще она очень быстро писала, а если смотреть на нее достаточно долго, краснела и низко склоняла голову к тетради, над которой мелькала ее ручка. В такие моменты Роман отворачивался, потому что чувствовал себя виноватым в том, что ее достает. Обещал себе больше так не делать, но не проходило и пяти минут, как его взгляд сам собой устремлялся в ту сторону.

Совесть молчала, потому что на барной стойке в его квартире лежал распечатанный электронный билет до Лондона. К тому же это ведь не вмешательство в дела Волкова. Он ведь с ней даже не разговаривает.

В среду Роман написал заявление на отчисление, но так и не отдал его в ректорат. Вместо этого все четыре пары он размышлял, не выбросить ли его и не написать ли новое на академический отпуск. Вот только не факт, что Юла вернется в Москву, тем более не факт, что станет доучиваться. Так что ему не было смысла возвращаться. Доводы были разумными, но заявление на отчисление так и лежало в его сумке до самой пятницы, когда наконец в универ пришел Волков.

Одновременно с облегчением Роман испытал досаду. Волков одним своим видом вытеснил из головы Романа всю сентиментальную чепуху. Видя боковым зрением, как Маша и Волков привычно беседуют, Роман понял, что он все-таки идиот. Стоило тут торчать четыре дня, зачем-то наблюдая за чужой девушкой… Мог бы улететь еще во вторник, а Волкову позвонить по видеосвязи.

Злясь на себя за тупость, Роман задержал Волкова после первой лекции и сообщил, что уезжает. Волков на миг стал таким, каким Роман помнил его по тем временам, когда они еще были друзьями: растерянным и ожидающим ответа. Причем такого, который ему понравится. Такого ответа у Романа не было. Он попробовал шутить, но выходило тупо, потому что Волков смотрел так, будто вправду не хотел, чтобы Роман уезжал, и это было как удар под дых. Потому что они ведь не были больше друзьями.