— Вы — два идиота! — не выдержав, выкрикнула Маша. — А ты к тому же еще и трус, — уже спокойнее добавила она и пошла к выходу.

Они оба решили, что она принадлежит Волкову, и им обоим было абсолютно наплевать лично на нее, несмотря на то что она им типа нравится.

Подхватив с пола сумку, Маша попыталась быстро обуться, но одна из туфель лежала на боку. Маша зло пнула ее, чтобы та перевернулась, но туфля улетела под вешалку. От такой подставы Маша едва не разрыдалась. Какая же она дура! Напридумывала себе что-то.

Бросив сумку на пол, она присела на корточки и потянулась за туфлей.

— Маша, пожалуйста, — раздалось над ее ухом.

Маша подняла голову. Крестовский стоял на коленях совсем рядом и смотрел так, как смотрел на нее четыре последних дня.

— Ты идиот, — тихо сказал Маша.

Он кивнул и, подавшись вперед, прижался губами к ее виску. Маша закрыла глаза.

— Прости меня, — услышала она. — Я правда трус. Прости. Мы можем переписываться, если хочешь. Созваниваться. Я всегда тебя поддержу. Ты можешь звонить в любое время, правда.

Маша, поднявшись на ноги, наконец обулась. Крестовский тоже встал. Он выглядел несчастным и потерянным, и Маше непременно стало бы его жалко, если бы ей самой не было так тошно.

— Знаешь, мы не сможем стать друзьями, Рома. Это так не работает. Удачи тебе в Лондоне, счастья тебе и вообще… — Маша говорила какие-то шаблонные фразы, понимая, что замолчи она сейчас — и слезы потекут ручьем.

Где-то в глубине квартиры зазвонил мобильный Крестовского, но он даже не шелохнулся, продолжая смотреть на Машу.

— Не будешь отвечать? — стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, уточнила она.

Крестовский помотал головой, глядя на нее во все глаза.

— Ну пока. Удачи, — улыбнулась Маша.

Мобильный Крестовского зазвонил снова. Крестовский вновь на него не отреагировал. Вместо этого шагнул к Маше и крепко ее обнял. Маша тут же уткнулась в его плечо и поняла, что никогда не испытывала такой смеси эмоций. Она будто целую жизнь прожила за последние полчаса. Ее мир успел рухнуть, возродиться, рухнуть вновь. Злости больше не было, и на гордость сразу стало как-то наплевать. Вероятно, дело было в чемоданах, которые стояли посреди квартиры немым напоминанием о его скором отъезде.

Маше казалось, что она могла бы стоять так вечность, улавливая запах его кожи за нотками одеколона и кондиционера для белья. Крестовский осторожно поцеловал ее в макушку. Маша обняла его за шею и, привстав на цыпочки, во второй раз за сегодняшнюю жизнь сама поцеловала его в губы, понимая, что ей совершенно плевать на завтрашний день; сегодня она планировала заполучить воспоминания, которые будет лелеять бессонными ночами, и Крестовский, ответивший на ее поцелуй, кажется, собирался ей это позволить.