В кварталах европейских городов, застраивавшихся в XIX веке многоквартирными доходными домами, глубина корпуса, как правило, близка к двенадцати метрам, глубина комнат не превышает шести метров, и для естественного освещения этого оказывается достаточно. В особняке Тасселя глубина корпусов гораздо меньше, и интервал освещает их не хуже, чем улица и сад. Кирпичные в этом доме только внешние стены корпусов, тогда как внутри применены железные каркасные конструкции537, благодаря которым сведена к минимуму площадь непрозрачных перегородок, не говоря уж о том, что самые просторные комнаты – большая гостиная и кабинет – заняли всю ширину уличного корпуса. Проникновению света вглубь особняка способствует и сдвиг этажей уличного и садового корпусов по вертикали, благодаря которому внутри дома можно видеть с одной точки зрения ниже- и вышележащий этажи противоположного корпуса538. На фоне привычных представлений об интерьерах как местах, в сравнении с улицей затененных (тем более в простирающихся в глубь квартала домах с глухими брандмауэрами), светонасыщенность особняка Тасселя ошеломляет.

Другое сильно действующее средство создания оранжерейного эффекта – изобилие флоральных декоративных мотивов. Они не изображают существующие на земле растения, например, те, что росли в настоящей оранжерее особняка. Мимесис Орта не элементарный, не зеркальный, а близкий к Аристотелевому пониманию художественного подражания: оно убедительно, когда художник показывает не саму по себе внешнюю форму объекта, а преобразует ее таким образом, чтобы показать, как этот объект живет, как он действует. При таком подходе к природе на первый план выступает не многообразие ее форм, а их ритм, энергия, жизненная сила, мощь роста. Художественные эквиваленты этих свойств растительного мира – волна, спираль, S-образный изгиб, взрезающий воздух удар бича. Их повсеместное присутствие – в чугунных кронштейнах, лестничных перилах, росписях стен, рельефах и фурнитуре дверей, рисунке светильников, ритмах витражей, мозаике пола, очертаниях мебели, форме столовых приборов – поражает даже ныне, когда оно воспринимается, как характерная особенность ар-нуво, заставляющая вспомнить мечту Вагнера о Gesamtkunstwerk539. Что же говорить о впечатлениях первых посетителей особняка Тасселя?

Причиной того, что это первое в мире явление ар-нуво оказалось чистейшим, непревзойденным образцом стиля, была независимость проекта Орта от каких-либо прецедентов. Этот дом не был итогом эволюции, в ходе которой можно было бы видеть постепенное накопление, формирование, совершенствование новых качеств. Особняк Тасселя вылетел из головы Орта, как Афина из головы Зевса. С точки зрения типологии архитектурного проектирования, новизна этого события не менее радикальна, чем само готовое здание. Но как всякая революция, буржуазная революция вкуса, начавшаяся в Брюсселе на улице Тюрен, по прошествии немногих лет уже утомляла даже тех, кто поначалу восторженно приветствовал ее. Ар-нуво назойлив. Не в этом ли причина того, что он быстро вышел из моды? Реакцией на ар-нуво, как некогда на рококо (на аристократическую революцию вкуса), стал предвоенный неоклассицизм.