Так шептала мне моя тень, когда мы оба, ослеплённые скользящими лучами рефлекторов, ночью пробирались по залитому кровью минному полю, и мой каждый шаг, от которого зависело жить или умереть, царапал сердце, как гвоздь скрипку.

3

Но никто меня не предостерёг, чтобы я опасался слов, опьянённых потусторонними маками. Поэтому я стал рабом их воли. А понять их волю я не могу. И, конечно, не могу выведать тайну, любят они меня или ненавидят. Они сражаются в моём черепе, как термиты в пустыне. Их поле боя мерцает в глубине моих глаз рубиновыми сполохами. И дети седеют от страха, когда я говорю им: «Сладких снов…»

Намедни, средь бела дня, когда я лежал в саду, а надо мной качалась ветка апельсинового дерева, или это дети надували золотые мыльные пузыри, я почувствовал, как у меня в душе что-то движется. Ого, да это же мои слова собираются в путь… Победив одного, они, видно, решили брать крепости, которых до сих пор никакие слова взять не могли. Побеждать людей, ангелов, да хоть звёзды, почему бы и нет? Их фантазия разыгралась, опьянённая потусторонними маками.

Трубят трубы.

Факелы — как горящие птицы.

Их провожают ряды. Обрамление музыки.

Одно из этих слов, видимо предводитель, гарцевало на коне впереди. На голове корона, в которой сверкают мои слёзы. Я преклонил перед ним колени.

— Ты покидаешь меня, не сказав ни «прощай», ни «до свидания»? Годами мы скитались вместе, ты питалось моим временем. Прежде чем мы расстанемся, прежде чем ты отправишься покорять миры — одна просьба! Но дай слово, что не откажешь…

— Хорошо. Даю тебе слово. Но говори быстрее. Солнце уже село на синюю ветвь и через миг скроется в бездне.

— Хочу увидеть мёртвых!

— Вот оно что… Ну, будь по-твоему. Я держу своё слово… Смотри!

Зелёный нож взрезал землю.

Всё стало зелёным.

Всё.

Всё.