— Идем, — сказала девушка с нашей стройки, которую я сегодня еще не видел. Я ничего не понимал. Подбежал Колючка.

Он заорал прерывающимся голосом:

— Что с тобой? Почему не работаешь? Дорога каждая секунда, а ты болтаешься тут…

— Где Стеф? — крикнул я.

— Не твоя забота, — разозлился Колючка, — ты работаешь с Гердой, и кончено.

Тут я понял. Нас со Стефом разделили.

Я этого сразу не заметил, и он, верно, тоже. А мы с первого дня знакомства работали вместе, и я мысли не допускал, что может быть иначе. Никто из нас сознательно не стремился к дружбе, она возникла как нечто само собой разумеющееся; еще ни разу мы не расставались больше чем на полчаса. И вдруг я увидел его в тридцати метрах от себя, он был в паре с Маловом. И тоже смотрел в мою сторону. Проклятый лейтенант-пожарник все перевернул вверх тормашками — весь наш привычный порядок. Но хуже всего оказалось то, что я был «приговорен» работать с девицей. Я махнул рукой и крикнул:

— Эй, Стеф!

Стеф тоже махнул рукой.

— Эй, Жорж! — откликнулся он.

— Стеф, — крикнул я, — все в порядке?

— Все в порядке, Жорж!

Тогда я сказал девушке:

— Ладно, давай работать. — И тут я вспомнил, что впервые услышал ее имя.

— Тебе зовут Герда?

— Да.

— Меня зовут Жорж.

— Я знаю.

— Ну, давай работать.

Везде на необозримо большом участке рубили и пилили деревья. Когда дерево начинало падать, раздавался треск внизу, там, где мы его надрубили и подпилили: это рвались волокна ствола. А потом начинали шуметь кроны. С топором в одной руке, положив другую на ствол, мы прислушивались к шуму ветвей, определяли, куда клонится ствол, и отходили в сторону, а когда дерево с оглушительным шумом падало на землю, бежали к следующему. Мы работали без передышки. Пот лил с нас ручьями. Через час удары топора стали неувереннее и слабее. Спустя два часа у меня подгибались колени, а Герда уже не раз падала, но с энергией, которую в ней трудно было предположить, снова поднималась на ноги. После трех часов мы оба, едва дыша, лежали на земле. Когда же огонь подошел вплотную, мы побросали топоры и пилы. Стали забрасывать землей подступающий огонь, там и сям вспыхивающее пламя. Перед нами, рядом, позади нас из пересохшей травы вырастали языки огня. Сверху сыпались искры. Кругом сновали люди с кусками мокрого брезента. Мы набрасывали его на себя, и от нас тут же поднимался пар. Гарь раздражала слизистую оболочку носа, мы щурились я почти ничего не видели. Чтобы мы не потеряли ориентацию и не угодили в огонь, позади нас включали сирену. Тогда мы медленно отступали. В какой-то миг нам показалось, что огонь побежден. Это на несколько минут ветер затих. Но вот он снова подул — и огонь забушевал с прежней силой. Мы отступали все дальше.