Однажды ночью мы сидели вместе с Колючкой, Эгоннеком и Маловом. Колючка заявил:

— В будущем веке никто не будет работать только ради хлеба. Каждый станет трудиться по призванию. И задачей воспитателей явится всестороннее развитие способностей. Никому не придет в голову, что можно не работать.

— К тому же, — мелодично прозвучал голос Малова, — работа изменит свое содержание. Чтение книг и посещение концертов будет включено в категорию труда.

— Или так: обслуживание автоматов и монтаж дома отнесут к категории веселых развлечений, — заметил Стеф.

— А что произойдет с бедными сочинителями романов и музыкантами, вообще со всеми, кто создает искусство? — полюбопытствовал я. — Будут они до конца своих дней заниматься ручным трудом или мы изобретем машину для писания романов?

— А ты боишься романописных машин? — спросил Колючка. — И сегодня уже есть такие машины. Это те люди, которые покупают в магазине шаблоны типа «X», «У» и «Z», а потом открывают фабрику. Уж лучше пусть хитрый инженер вставит в романописную машину схему «F» и включит ее. А вот такие писатели, как Анна Зегерс, будут и при коммунизме заниматься трудоемким ручным трудом.

— При коммунизме появятся машины, которые будут выкорчевывать деревья, — заявил Стеф, — а человеку останется только нажимать на кнопку.

— При коммунизме появятся машины, способные вырыть за один час траншею длиной в пять километров, — заметил Малов.

— И на всей земле не будет ни одной мошки, — заявил Эгоннек.

— Ни единой? — спросил я.

— Ни единой, — заверил Эгоннек.

4

К тому времени, когда в лесу Рейникенталя возник большой пожар, сообщения о котором газеты дали жирным шрифтом, мы уже успели аккуратно врезать в лес гигантский четырехугольник будущего завода. Основная часть траншей для водопровода и электрокабеля была готова, трассу заканчивали, и связисты вскоре должны были подключить нас к телеграфу Рейникенталя. Лето было сухое, жаркое и безветренное. Из других областей республики сообщалось о ливнях в ураганах. У нас же только дважды ночью шел дождь, который наделал нам неприятностей: переполненные горные ручьи размыли часть траншей.

Причину пожара так и не удалось выяснить. Три недели стояла жара, средняя температура достигала тридцати градусов. Очаг пожара был в двадцати пяти километрах от нас.

Однажды перед бараками резко затормозил мотоцикл, водитель бросился к домику инженера, и спустя две минуты мастер уже колотил железным прутом по висячей стальной балке, что обычно означало перерыв.

Мы работали в пятистах метрах от бараков, и, когда услышали трезвон, Стеф беспокойно глянул на часы. Звон не прекращался, и я сказал: