Гронин бросает взгляд на часы.

– Ладно, объясню подробно. Я оформляю твое признание, как добровольную явку с повинной. Суд даст тебе условный срок – лет пять. Об этом я похлопочу. Слово коммуниста. Ты одумаешься и будешь вспоминать все это, как сыпь от кори. Но ты можешь, конечно, не признаваться. В этом случае почувствуешь безнаказанность и продолжишь свои художества. И когда снова попадешься, то огребешь срок по полной программе. Не пять лет, а много больше. И – не условно! Вот так. Выбирай. Даю полчаса.

В подтверждение своего обещания он вынул из внутреннего кармана партбилет и эффектным жестом положил его передо мной. Как бы поклялся страшно авторитетным документом. И тут же отправил его обратно в карман.

Гронину в самом деле было не до меня. Он расхлебывал кашу, заваренную Кайзером. Как я потом понял, все мы были в разработке угрозыска. Гронин знал о подготовке налета на сберкассу. Знал, что нас останавливает только отсутствие оружия. Знал также, что Кайзер – «Фашист» упражняется в стрельбе из пистолета Марголина в стрелковом клубе. Должен был предугадать, что «Фашист» попытается завладеть оружием именно там. Но Кайзера он проворонил, и теперь его терзали проверяющие из Алма-Аты и Москвы.

Ничего этого я еще не знал. Но что-то мне подсказывало, что в отношении меня он проявил максимум порядочности. Этот первый опыт отношений с ментом мне пригодился. Ни в то время, ни в колонии я не испытывал злобы и ненависти к ментам, чем обычно отличаются почти все зэки. Менты это видели и отвечали тем же. Это помогло мне сохраниться.

Я накатал чистуху, дал подписку о невыезде и вышел из милиции. Я шел домой, не чуя под собой ног. Черт! Как это здорово – побывать в неволе, ощутить кранты и тут же снова оказаться на свободе… Наверно, Гронин обладал еще и даром внушения. Я пришел в себя только ночью, когда не мог заснуть. Какого черта я признался? Ведь нет ни одного свидетеля! Надо отыграть назад.

На другой день была очная ставка с продавщицей Куренной. Ей предъявили меня в числе двух других парней. Она не показала ни на кого. Гронин занервничал. Предложил ей хорошенько приглядеться. Продавщица снова сказала, что не видит здесь грабителя. При этом избегала встречаться взглядом со мной.

– У меня в глазах было темно, – объяснила Куренная провал в памяти.

Но Гронина трудно было провести.

– Скажите, в таком случае, какую сумму вы выдали налетчику.

– Всю дневную выручку. Я еще не подсчитывала. Но обычно бывает около 12 тысяч рублей.

Гронин впился глазами в меня.

– Напомни, Терехов, какую сумму ты указал в своем чистосердечном признании.